Анайя рассмеялась почти по-матерински весело, из-за этого ее гнедой прогарцевал несколько шагов, прежде чем она сдержала его, заставив перейти на шаг. Деревенская кумушка, которую по-матерински развеселили проделки кого-то из деревни. Даже некоторые сестры были настолько одурачены, что не принимали ее в расчет.

– Не сердись, Карлиния. Очень вероятно, что ты права. Нет, Морврин, она, вероятно, права. Все равно, я верю, что мы можем пресечь любые ее попытки посеять рознь. – Это прозвучало совсем не так весело. Никого из Голубой Айя не шутил с тем, что могло помешать свержению Элайды.

Мирелле, соглашаясь, неистово кивнула, затем от неожиданности заморгала, когда Нисао сказала:

– А сможете ли Вы это пресечь, Мать? – Миниатюрная Желтая говорила нечасто. – Я подразумеваю не то, что пытается сделать Делана. Если, конечно, мы сможем выяснить, что это такое, – добавила она торопливо, делая жест в сторону Морврин, которая снова открыла рот. Это был властный жест, хотя рядом с другими женщинами Нисао и выглядела ребенком. В конце концов, она была из Желтой Айя, со всей присущей Желтым самоуверенностью и нежеланием отступать перед кем бы то ни было, в большинстве случаев. – Я имела в виду слухи о переговорах с Восседающими из Башни.

На мгновение все уставились на нее, открыв рот, даже Беонин.

– А зачем нам доводить до этого? – сказала наконец Анайя, опасным тоном. – Мы прошли весь этот путь не для того, чтобы торговаться с Элайдой. – Она была деревенской кумушкой с колуном, спрятанным за спину и твердым намерением пустить его в ход.

Нисао взглянула на нее и облегченно засопела.

– Я не говорила, что нам этого хочется. Я спросила, сумеем ли мы остановить все это.

– Не вижу разницы. – Голос Шириам был ледяной, как и ее бледное лицо. От злости, – подумала Эгвейн, – а возможно, от страха.

– Тогда подумай немного, и, может быть, увидишь, – бесстрастно сказала Нисао. Бесстрастно, как хорошо отточенное лезвие клинка – бесстрастно и… очень опасно. – Сейчас возможность переговоров обсуждается пятью Восседающими и все держится в тайне, но долго ли так будет продолжаться? Как только распространится слух о том, что обсуждалась сама идея о переговорах и была отклонена, много ли пройдет времени, прежде чем наступит отчаяние? Нет, дослушайте меня! Все мы, исполненные справедливой ярости, отправляемся сюда вершить правосудие, и вот сидим здесь, уставясь на стены Тар Валона, в то время как Элайда сидит в Башне. Мы здесь почти две недели, и каждый понимает, что с таким же успехом мы можем просидеть здесь и два года, и двадцать. Чем дольше мы сидим, ничего не предпринимая, тем больше Сестер начнет отыскивать оправдания преступлениям Элайды. И тем чаще они станут размышлять о том, что мы должны восстановить Башню любой ценой. Вы хотите дождаться момента, когда Сестры начнут тайком одна за другой перебегать к Элайде? Я не представляю себя стоящей на берегу реки, и бросающей вызов Элайде только с Голубой Айя, и с вами за компанию. Переговоры, по крайней мере, позволят каждому увидеть, что кое-что происходит.

– Никто не собирается возвращаться к Элайде, – возразила Анайя, ерзая в седле, но взгляд ее был хмурым и обеспокоенным, а тон таким, словно она увидела это воочию. Башня неудержимо манила к себе всех Айз Седай. Очень вероятно, даже Черные Сестры стремились к тому, чтобы Башня снова стала одним целым. И она была совсем рядом, всего в нескольких милях – но полностью недосягаема.

– Диалог помог бы выиграть время, Мать, – неохотно сказала Морврин, и кроме нее никто не смог бы выразить полное нежелание одной интонацией голоса. Ее хмурый взгляд был задумчив и неприязнен. – Еще пару недель, и Лорд Гарет смог бы найти корабли, чтобы блокировать гавани. Это все изменит в нашу пользу. Без возможности подвозить продовольствие и отослать лишние рты город уже через месяц будет голодать.

Эгвейн с трудом сохранила спокойное выражение лица. Не было никакой надежды отыскать суда, чтобы блокировать гавань, хотя никто из них не знал об этом. Гарет дал ей ясно это понять, одной только ей, и задолго до того, как они покинули Муранди. Первоначально он надеялся скупать корабли по ходу движения вдоль Эринин, используя их для подвоза продовольствия до самого Тар Валона, а затем затопить их в устье гавани. Теперь они расплачивались за то, что добрались до Тар Валона, использовав Переходные Врата, и не только этим. Как только прибыла армия, с первыми же отплывшими из Тар Валона кораблями разнесся слух об осаде. А теперь везде, куда добирались отправляемые Гаретом гонцы, и далеко на севере, и далеко на юге, капитаны кораблей доставляли свои товары на берег на шлюпках, поставив суда на якорь вдали от берега. Никто из капитанов не желал рисковать, опасаясь, что его судно будет просто захвачено. Гарет докладывал только ей одной, а его офицеры, в свою очередь, только ему, и все же любая Сестра могла об этом узнать, просто поговорив с несколькими солдатами.

К счастью, даже Сестры, подыскивающие для себя Стражей, редко разговаривали с солдатами. Солдат обычно считали вороватой необразованной толпой, случайными попутчиками при форсировании бурного потока. Это не тот тип мужчин, с которым Сестры проводили бы время, если бы не обстоятельства. Это значительно облегчало сохранение тайн, а некоторые тайны были чрезвычайно важны. А кое-какие секреты иногда нужно хранить в тайне даже от предполагаемых сторонников. Она могла вспомнить время, когда так не думала, но то была жизнь дочери владельца гостиницы, жизнь, которую она была вынуждена оставить. То был другой мир, с совершенно другими правилами, мир Эмондова Луга. Оплошность там означала вызов в Круг Женщин деревни. Здесь же единственный неверный шаг означал смерть или нечто худшее, и не только для нее одной.

– Восседающие, оставшиеся в Башне, непременно захотят вести переговоры, – вставила Карлиния, вздохнув. – Они должны знать, что чем дольше длится осада, тем больше шансов у Лорда Гарета найти корабли. И тем не менее, я, например, не могу сказать, сколько будут продолжаться переговоры, когда они поймут, что мы не собираемся сдаваться.

– Элайда будет на этом настаивать, – пробормотала Мирелле. Казалось, она не спорит, а разговаривает сама с собой, и Шириам вздрогнула, поплотнее завернувшись в плащ, словно позволила холоду коснуться себя.