– Проследите, чтобы следующего раза не было, – рассеянно сказала Эгвейн, глядя на кубок Кайрен. Линия белого неуклонно ползала вверх. Когда это плетение создавала Лиане, черное железо превращалось в белый квейндияр так, словно его быстро опускали в молоко. Сама Эгвейн делала это, не успев и глазом моргнуть, черное – белое – как вспышка. Это могли бы быть Кайрен или Лиане, но даже Лиане была недостаточно быстра. Кайрен нужно время. Дни? Недели? Это было важно, поскольку промедление означает беду для вовлеченных женщин и мужчин, которые умрут, сражаясь на улицах Тар Валлона. И возможно для Башни тоже. Эгвейн неожиданно обрадовалась, что одобрила предложение Беонин. Рассказав Кайрен, почему та должна работать усерднее, она, возможно, подтолкнула бы ее усилия, но это – другая тайна, которую надо сохранить до той поры, пока не придет время открыть ее миру.

Дайшара уже увели к тому моменту, когда Эгвейн вышла из палатки, но полосатый палантин, свисавший из-под накинутого капюшона, действовал лучше, чем лицо Айз Седай, прокладывая ей дорогу сквозь толпу. Она двигалась в сплошной ряби реверансов, редких поклонов Стражей и мастеров, имевших какие-то поручения возле палаток Сестер. Некоторые послушницы пищали при виде палантина Амерлин, и целые семейства поспешно уступали ей дорогу, делая глубокие реверансы на довольно грязной улице. С тех пор как ей пришлось наказать несколько женщин из Двуречья, среди послушниц распространились слухи, что Амерлин столь же крута на наказания как Серейлле Баганд. И с таким характером, который вспыхивал от малейшей искры, ее лучше не гневить. Не то, чтобы большинство из них было знакомо с историей и понимало, кто такая была Серейлле, но за сто лет ее имя вошло в Башне в поговорку, а Принятые прекрасно знали, что послушницы впитывают как губка такие лакомые кусочки истории, как этот. Хорошая вещь – капюшон. Он полностью скрывал ее лицо. На десятый раз, когда очередное семейство послушниц, словно испуганные зайцы, прыснуло в разные стороны с ее пути в десятый раз, она уже так скрипела зубами, что увидевшие ее лицо непременно бы подтвердили, что она жует железо и плюется гвоздями. У нее было ужасное чувство, что через пару сотен лет, Принятые будут пользоваться ее именем, чтобы пугать послушниц, как пугают сейчас именем Серейлле. Конечно, в первую очередь нужно сохранить Белую Башню. Маленькие неудобства должны подождать. Ей показалось, что она смогла бы плеваться гвоздями даже без железа.

Толпа сошла на нет возле кабинета Амерлин, который только назывался кабинетом, а на самом деле был простой палаткой из холстины с коричневыми стенками, усеянными заплатами. Подобно Залу Совета, в это место приходили только те, у кого были здесь дела или по вызову. А просто так никого не вызывали на Совет Башни или в Кабинет Амерлин. Наиболее безобидным приглашением сюда был официальный вызов, что превратило для нее эту простую палатку в убежище. Прорвавшись сквозь откидывающиеся створки входа, она с облегчением сбросила плащ. Пара жаровен наполняли палатку приятным теплом, особенно после холода снаружи, и они дымили почти незаметно. От высушенных трав, разложенных на тлеющих угольках, шел легкий сладковатый аромат.

– Судя по тому, как ведут себя эти глупые девчонки, можно подумать я… – начала было она рычать, но осеклась.

Она не удивилась, увидев, что Суан стоит возле письменного стола в платье из простой синей шерсти – прекрасно сшитое, но все же очень простое – прижимая широкую кожаную папку к груди. Большинство Сестер, подобно Делане, все еще полагали, что она была понижена до должности советницы Эгвейн по вопросам протокола и прочим поручениям. И выполняет обязанности советницы, и другие поручения с большой неохотой, однако она всегда оказывалась тут расторопная и ранняя, что, казалось, осталось всеми незамечено. Суан когда-то была Амерлин, которая жевала железо, хотя никто бы в это не поверил, если бы не знал. Послушницы видели ее так же часто как Лиане, но у всех возникало большое сомнение, что она действительно была тем, о ком рассказывали Сестры. Симпатичная, если не сказать красивая, с тонким ртом и темными блестящими волосами до плеч, Суан выглядела моложе чем Лиане, и только немного старше самой Эгвейн. Без синей, украшенной бахромой, шали на плечах ее могли принять за одну из Принятых. По этой причине она никогда не ходила без шали, избегая подобных ошибок. Но вот ее взгляд изменился не больше, чем ее дух, и глаза ее казались иглами голубого льда, нацеленными на женщину, присутствие которой оказалось сюрпризом.

Халиму, конечно, было приятно видеть, но все же Эгвейн не ожидала увидеть ее растянувшейся, подпирая рукой голову, на ярких цветных подушках, которые были сложены вдоль одной из стен палатки.

Если Суан была симпатичной, молодой особой, по крайней мере, выглядевшей молодо, которой улыбались мужчины и женщины, то Халима была просто ослепительной. С большими зелеными глазами на безупречном лице, с полной упругой грудью, при виде которой мужчины застывали на месте, а женщины сразу мрачнели. Не то чтобы Эгвейн мрачнела или верила слухам, которые пересказывали ревнивые женщины… С внешним видом Халимы Эгвейн ничего не могла поделать. И Делана, даже если из милости и сделала ту своим секретарем, – эта мало образованная деревенская женщина писала письма почерком малого ребенка, – то обычно загружала ее какой-то тяжелой работой на весь день. И Халиму редко кто видел до времени отхода ко сну, хотя теперь чаще, и то потому, что она слышала о головных болях Эгвейн. Нисао не смогла с ними ничего поделать, даже используя новый вид Исцеления. Но массаж Халимы творил чудеса, даже когда Эгвейн хотелось кричать от боли.

– Я сказала ей, что у вас не будет времени для посетителей этим утром, мать. – Сказала резко Суан, по-прежнему впиваясь в женщину на подушках взглядом и забирая у Эгвейн свободной рукой плащ. – Но с тем же успехом я могла бы сама с собой сыграть в кошачью колыбельку. – Повесив плащ на простую вешалку, она высокомерно фыркнула. – Возможно, если бы я носила штаны и имела усы, она бы обратила на меня внимание. – Суан похоже верила всем слухам о предполагаемых похождениях Халимы среди самых симпатичных мастеровых и солдат.

Странно, но Халиму, кажется, забавляла ее репутация. Она, быть может, даже ею наслаждалась. Она рассмеялась низким, с хрипотцой смехом, и вытянулась на подушках словно кошка. У нее действительно имелась довольно сомнительная страсть к глубоким декольте, совершенно неприемлемым при такой погоде, и почти вываливалась из зеленого шелкового платья с синими вставками. Шелковое платье было необычной одеждой для секретаря, но милость Деланы, и ее долг перед Халимой были огромны.

– Вы кажетесь взволнованной этим утром, мать, – промурлыкала зеленоглазая женщина, – и вы столь рано встали для вашей прогулки, стараясь меня не разбудить. Я думала, что вы захотите поболтать. У вас не было бы таких головных болей, если бы вы больше обсуждали ваши заботы. По крайней мере, вы знаете, что можете со мной это обсудить. – Стрельнув глазами в Суан, которая презрительно наморщила нос, Халима снова рассмеялась. – И вы знаете, что мне от вас ничего не нужно, в отличие от некоторых. – Суан снова фыркнула, и демонстративно занялась размещением папки на письменном столе ровно между чернильницей из камня и присыпкой. Она даже поправила подставку для ручки.

Переборов себя, Эгвейн сумела не вздохнуть. Едва-едва. Халима действительно ни о чем не просила кроме тюфяка в палатке Эгвейн, чтобы она могла всегда быть под рукой, когда снова начнется головная боль, но то, что она спала в палатке Эгвейн, должно быть, создавало трудности с выполнением ее обязанностей в отношении Деланы. Кроме того, Эгвейн нравилась ее простое и откровенное поведение. С Халимой было очень легко разговаривать и забыть на какое-то время, что она была Престол Амерлин, расслабиться, чего она не могла себе позволить даже с Суан. Она слишком тяжело добилась признания как Айз Седай и Амерлин, признание своей власти, и ее авторитет пока оставался слишком незначительным. Сделав один промах в качестве Амерлин, следующий промах для нее будет сделать легче, и следующий, и еще, еще, пока все снова не начнут считать ее заигравшимся ребенком. Все это превращало Халиму в сокровище, которое нужно бережно хранить, даже невзирая на то, что ее пальцы способны сделать с головной болью Эгвейн. К ее большому раздражению, кажется, женщины в лагере разделяла взгляды Суан, за исключением, возможно, Деланы. Серая казалась слишком чопорной, чтобы нанять в служанки потаскуху, несмотря на все свое милосердие. В любом случае, теперь было неважно, даже если эта женщина гонялась за мужиками, и спотыкалась о них.