При выезде из Гуаймаса граф дал было шпоры своему коню, но против воли, очарованный величием и поэзией теплой осенней ночи, незаметно с галопа перешел сначала на крупный шаг, а потом и на тихий. Он отдался наплыву мыслей, роем поднявшихся в его голове, и погрузился в сладкие мечты.

Потомок старинной и гордой франкской фамилии здесь, затерянный среди пустыни, восстанавливал в воображении минувший блеск своего имени, давно уже потускневшего и затерявшегося в толпе безродных выскочек. Сердце его наполнялось радостью и гордостью при мысли, что ему, быть может, суждено восстановить блеск имени своих предков и их огромное богатство, остатки которого до сих пор он умел только расточать.

Земля, которую он попирал, должна была возвратить ему во сто крат больше того, что он так безумно промотал. Теперь настал момент, когда, свободный от всяких пут, он мог осуществить эти планы, которые уже давно роились в его голове.

Он целиком перенесся в область мечтаний и совершенно перестал обращать внимание на то, что происходило вокруг.

Звезды начали гаснуть на небе. На востоке белой полосой обозначилась заря, и в ней появились красные тона. В воздухе стало холоднее. Граф, пробужденный от своих мечтаний ощущением холода и сырости от обильно выпавшей росы, плотнее завернулся в свой сарапе и опять пустил лошадь галопом, бросив взгляд на небо и воскликнув:

— О-о! Я достигну этого во что бы то ни стало.

Гордый вызов, ответа на который он словно ждал от неба!

Хотя день уже почти наступил, но ночной мрак в борьбе со светом сгустился, и, как это всегда бывает, стало темнее. Однако через несколько минут сумерки стали проясняться, и появилось солнце.

Первые дома пуэбло Сан-Хосе обрисовались белыми силуэтами. Они словно плавали в густом тумане совсем близко. Вдруг граф услышал позади себя топот по каменистой дороге нескольких лошадей, скакавших друг за другом.

В Америке встреча ночью на пустынной дороге со всадником в девяноста случаях из ста означает опасность.

Граф остановился и насторожился. Топот приближался.

Он был храбр и не однажды доказывал это. Тем менее он мог подозревать, что ему суждено быть убитым из-за угла, на дороге, бесславно сгинуть в гнусной засаде.

Он оглянулся вокруг, чтобы определить, насколько возможно для него спасение на тот случай, если бы приближающиеся оказались врагами.

Перед ним расстилалась голая равнина. Ни кустика, ни ложбинки, ни пригорочка, за которым можно было бы укрыться.

В двухстах шагах начинались первые дома селения. Граф моментально принял решение. Он изо всех сил пришпорил коня и помчался по направлению к Сан-Хосе.

Ему показалось, что всадники последовали его примеру и также ускорили галоп своих лошадей.

Так прошло несколько минут. Всадники приближались. Графу стало ясно, что они гнались за ним.

Он оглянулся назад. Два силуэта обрисовывались вдали и быстро приближались. Кони их неслись как бешеные.

Между тем он уже въехал на улицу. Близость жилья придала ему твердости, ему показалось глупым бежать от опасности, быть может, всего лишь воображаемой. Круто повернув лошадь, он остановился посередине улицы, держа в обеих руках по пистолету, и стал ждать.

Незнакомые всадники подъезжали тем же быстрым аллюром, не сдерживая хода лошадей. Наконец они очутились в двадцати шагах от графа.

— Кто едет, откликнитесь! — крикнул он громко и твердо.

Неизвестные всадники не отвечали и только помчались скорее.

— Откликнитесь же, кто едет! — повторил граф. — Стойте, или я стреляю! — добавил он.

Последние слова он произнес так решительно, вся фигура его дышала такой отвагой, что после нескольких секунд заминки всадники остановились.

Их было двое.

Начинавшийся день позволил их ясно разглядеть: они были в мексиканских костюмах. Но, что удивительно для этих стран, где в подобных обстоятельствах разбойники оставляют обычно лица открытыми, лица незнакомцев были замаскированы.

— Милостивые государи, — крикнул граф, — что означает это упорное преследование?

— Вероятно, то, что мы хотим поскорее догнать вас, — с сарказмом ответил глухой голос.

— Так вы, значит, меня желали догнать?

— Да, если только вы тот иностранец, которого зовут графом де Лорайлем.

— Да, я граф де Лорайль, — без колебаний ответил граф.

— Хорошо, так мы желаем сказать вам пару слов.

— Говорите, хотя ваши манеры заставляют меня думать, что вы просто разбойники. Если, впрочем, дело идет о моем кошельке, то вот он, возьмите его и оставьте меня в покое, мне некогда.

— Оставьте ваш кошелек у себя, кабальеро. Нам нужна ваша жизнь, а не кошелек.

— Ага! Так это убийство?

— Ошибаетесь, вам предлагают честный бой.

— Гм! — проговорил граф. — Честный бой, двое против одного! Силы не совсем равны, мне кажется.