Шрифт:
Тамару это никак не могло устроить. В голове у нее уже созрел новый план избавления от доброго гения своей семьи. И она бросилась в атаку, как только представился подходящий случай. Таким случаем была болезнь Федора Христофоровича.
Старик ездил с внуком в Абрамцево. Мальчику уже исполнилось десять лет, и он начал проявлять интерес к искусству, то есть часами мог слушать магнитофон и фотографировал одноклассников. Дед отнесся к этому серьезно и таскал его по всем музеям. В Абрамцеве Федор Христофорович простудился и слег в постель на целую неделю. Тамара все это время провела у него на Соколе. Она ухаживала за ним как за родным отцом, а когда ему стало лучше, вернулась домой и сказала Глебу:
– Твой отец очень болен. Ему нужен свежий воздух. Хорошо бы купить ему где-нибудь в деревне домик.
Это было вечером, Глеб сидел за письменным столом и готовил лекцию. После аспирантуры он остался в институте на преподавательской работе. Он только пожал плечами и ничего не ответил. Но Тамара не отступала:
– Федор Христофорович, в сущности, несчастный человек. Он всю жизнь прожил в городе, оставаясь в душе сельским жителем. Он, конечно, и виду не подавал, что ему тяжело в этом асфальтовом аду, все-таки подполковник и участник войны, но ты представляешь, как тяжело ему было переносить эти каменные мешки, толпы на улицах... Нет, тебе не понять, ты коренной москвич, а я до сих пор вспоминаю дачу, которую родители снимали для меня в Немчиновке перед тем, как мне пойти в школу...
? Глеб никогда не замечал за отцом ностальгии по деревне, но возражать жене не решался, может, и впрямь отец тосковал по родным местам, только виду не показывал.
– Конечно, ему здесь тяжело,- говорила Тамара.- Особенно сейчас, наверно, одиноко... Представляешь, каково ему в огромной пустой квартире...
– У него здесь работа...- пробовал вставить Глеб. Но у Тамары были железные доводы.
– Кружок в Доме пионеров... Не смеши меня. Ни для кого не секрет, что он пошел работать в Дом пионеров только для того, чтобы не упускать тебя из виду. Он мог бы руководить лабораторией в НИИ или читать лекции студентам, а пошел вести кружок "Умелые руки", как какой-нибудь дядя Гриша из мастерской, где ключи делают. Вместо того, чтобы послужить еще науке, он мастерил с вами машину для мойки ложек... Мы молодые все эгоисты, нам самим жить хочется, а не оглядываться на других. Это понятно, но пора и честь знать. Если все время брать в одном и том же месте и ничего туда не класть, то рано или поздно оттуда нечего будет взять. По-моему, отец достаточно много сделал для тебя, чтобы рассчитывать на хорошее к себе отношение.
– Конечно,- соглашался Глеб,- отец не просто вырастил меня, воспитал, образовал, он собрал меня из каких-то осколочков, камешков. Не знаю уж, что из этого получилось, но я благодарен ему, хотя никогда не смогу вернуть даже сотой части того тепла, которым он согревал меня.
– А ведь это очень удобная позиция. Дескать, я не могу расплатиться за все, а на пустяки размениваться стыдно. Стало быть, пусть я буду вечным должником.
– Ты меня не поняла, Тамара...- пытался объясниться Глеб.
Но жена была непреклонна:
– Я очень хорошо тебя понимаю, мой милый. Ты ждешь, чтобы отец сам попросил тебя о помощи. Ты не хочешь проявить инициативу не из честолюбия, а по деликатности, не дай бог, человек обидится за то, что ему помогли, ведь будет уязвлена его гордость... А он, может, тоже из деликатности, ждет, пока ты сам захочешь оказать ему услугу. Так и будете жаться да мяться, пока не накличете беды. Вспомни, как ты из-за своей ложной деликатности чуть не оттолкнул меня...
Говорила Тамара в тот вечер очень убедительно. Но это был только первый шаг к исполнению ее великого плана переселения Федора Христофоровича в деревню. Сколько таких шагов было сделано в другие вечера, прежде чем Глеб решился высказать идею жены отцу! Зато тот даже не упирался. Он понял, что дача нужна Глебу для Жени, и с радостью согласился купить дом в деревне.
Так началась история с покупкой дома. Каждую субботу Глеб сажал отца в свой "жигуленок" и они ехали на поиски недвижимости. С тех пор, как было окончательно решено, что необходимо купить дом где-нибудь не очень далеко от Москвы, чтобы можно было не только проводить там отпуск, но и наезжать по выходным, Глеб исколесил не одну тысячу километров по дорогам Калининской, Владимирской и Рязанской областей, и все не попадалось ничего подходящего. То местность не нравилась, то слишком много цивилизации, то уж такой медвежий угол, что за хлебом нужно в другое село ездить. Но главным образом сложности были с оформлением покупки. Чудно как-то, получалось: в деревне половина домов пустует, а местное руководство ни в какую не соглашается продавать дом без прописки горожанину. Выходило - сам не ам и другому не дам. А ведь от того же горожанина могла быть польза, если к нему с умом подойти. Но это никого не волновало, главное ведь - соблюсти принципиальность.
И вот одна из дорог привела их, наконец, в большое село Синюхино, которое вольно раскинулось по обе стороны быстрой реки Деверь. Местность тут была холмистая. И повсюду на холмах стояли сосновые боры, словно дружины былинных великанов, а над рекой дремали седые ивы.
Глебу здесь понравилось. Места эти казались какими-то веселыми и богатыми. Он хотел сказать об этом отцу, но оказалось, что тот спит. Однообразие дороги и зной разморили старика, и он заснул сидя, запрокинув голову назад.
Глеб не стал тревожить отца, а свернул с большака на главную улицу села в надежде встретить людей и поспрашивать у них насчет дома. Но село как будто вымерло, нигде никого, даже кур не слышно и собаки не подают голоса. Видно, жара загнала людей в дома или собрание какое. Глеб проехал село насквозь и никого не встретил, развернулся и поехал обратно, и тут ему навстречу попался, наконец, человек. Он как будто вырос из пыли и полуденного зноя прямо перед машиной. Глеб чуть на него не наехал, а он хоть бы что, стоит и смотрит. Чудная фигура, в вязаной шапочке с помпоном, лицо голое, синеватое, в бороде будто в воротнике, за спиной грязный мешок, а на ногах резиновые сапоги. Можно было бы сказать - вылитый шкипер с какого-нибудь голландского корабля, если бы он не - был больше похож в своей нелепой лыжной шапочке на деревенского дурачка.