Фрейд Цирюльни кивнул и исчез в соседней комнате. Она заглянула в прорезь жалюзи: всё та же картина, расплавленная свечением палуба шхуны. Тех четверых кооператоров в кепках и след простыл. Если не считать их следами остатки тягостного чувства, не остывшего ещё в ней самой. Там, где могли бы поджидать её они, а этого она почему-то опасалась, потому и заглянула в прорезь, площадь по диагонали пересекала долговязая фигура в чёрной сутане. Как ни странно без кепки. И без тени. Можно посочувствовать, в такую-то жару... Фигура двигалась по направлению к гостинице и через полминуты скрылась из виду за тем же углом, который обогнула и она сама, скатываясь вчера вечером на площадь. Она восприняла появление этой фигуры на той же сцене так, как воспринимала дорожные указатели: вот это перекрёсток, а вот зелёный свет, и, значит, твой выход, жми на акселлератор.

– Наверное, это то, что вам нужно, - прозудел за её плечом Фрейд. Она вздрогнула от неожиданности.
– Я имею в виду ваше хобби. Но также ваш пирог, он фруктовый, поточней - яблочный, и к нему молоко. Это наш prete, ему вы можете задать свои вопросы. Те, которые уже не для начала. Только он человек замкнутый, предупреждаю, и всегда в кислом настроении. Может, оно станет лучше, если вы назовёте его padre. Ещё лучше, если я вас представлю, хотите?

– Вы меня представите?
– засмеялась она.
– Извините... а кто вас представлял мне?

– Э, я другое дело, у меня широкие взгляды. Всё равно вам больше не на кого надеяться, а мне оно вовсе не в тягость. Хотите?

Он отвёл руку со стаканом молока к окну, другая была занята тарелкой, на которой лежал треугольный кусок пирога.

– Не хочу. Ничего с ним не сделается, не прокиснет, небось. Я имею в виду вашего padre, а не молоко. И то, что вы слишком навязываетесь, любезный... Она снова оглядела его брюхо.
– Больше, чем вам от Бога дано возможностей. А молоко - дайте-ка сюда.

Она тщательно вытерла закраину стакана пальцем, так, чтобы Фрейд Цирюльни это обязательно заметил. Отхлебнула глоток, а потом и выпила всё до дна, преодолевая мощный прилив вдруг усилившейся тошноты: молоко, вроде бы, таки начало подкисать. Или это всё тот же, установившийся во рту после вчерашней дороги привкус? Из-за тошноты она и не притронулась к пирогу.

– Спасибо, больше ничего не нужно. Вообще-то я завтракаю позже, и не совсем так: например, натуральными яблоками, не потерявшими природных свойств, не испорченными в тесте. Я вообще избегаю теста, как и мяса. Если уж иногда нужны тяжёлые калории - ем сыр. Этот продукт, по крайней мере, не гниёт и не прокисает.

– Что дано, то дано...
– пробормотал он, рассматривая пустой стакан.
– Я имею в виду, Бог даст - позавтракаете себе позже.

Сквозь щель жалюзи она снова увидела на середине площади фигуру священника, но теперь двигающуюся в противоположном направлении, к церкви. Что верно - то верно, после того, как он побывал в гостинице, а больше там заходить вроде и некуда, представлять её не потребуется. Она заторопилась: следует перехватить его по пути, на нейтральной территории. Сам чёрт не раскачает на доверительный разговор святого отца в его собственной исповедальне.

– Сколько с меня?

– Ничего, это такие пустяки... Заходите ещё, синьора. Я постараюсь добыть для вас ваши яблоки.

Всё-таки ей везёт. Если переговоры с местным бомондом продолжатся так же без перерывов, то сэкономится много времени. Она сможет отмерить им ровно столько времени, сколько им полагается по рангу, ни минутой больше. Но как неприятна вся эта местная знать! Будь справедливой, одёрнула себя она, разве в других местах она приятней? Эти-то хоть сами ни в чём не виноваты, они лишь отражения давно умерших оригиналов в не ими придуманных зеркалах. Какое им дано зеркало, такие они и отражения. Точно по этой мерке.

– Если уж вы так сгораете от любопытства, - смягчившись, разрешила она, учтя свои мысли о справедливости и бесплатное молоко, и кое-что ещё кислое, о чём её так же бесплатно предупредили, - так и быть: можете меня ему представить. Только без ваших пошлостей, пожалуйста... Представьте-ка и себе, что я на вас и надеюсь, и уповаю. Одновременно.

ТРЕТЬЯ ПОЗИЦИЯ

Под скрученным в рог козырьком выгоревшей кепки и выпученные буркалы Фрейда Цирюльни превратились в пуговки с коричневыми подпалинами.

– Ну и жара, - вырвалось у неё, - и это в мае!

– Не в декабре же... Но вы верно заметили, лучше от жары сгореть, снаружи, чем от любопытства изнутри. Меньше мучений, - прокомментировал он.

Стоит применить его максиму к себе - и спорить с нею уже не захочется.

Она без напоминаний открыла зонтик, ещё на пороге. На жёлтых плитах вокруг её тапочек образовался зелёный круг. Из-за его яркости и всё остальное чуточку позеленело, в том числе и след высохшего овального пятна перед комиссариатом там, в недоступной дали, на другой стороне площади. Стоило лишь вспомнить о нём, чтобы снова подступило ночное астматическое удушье. Она решила без нужды не открывать рот, втянула носом жар и запах нагретого камня с примесью каких-то знакомых химикалиев. В носоглотке сразу запершило, верхушки лёгких обожгло. Точно, ты заболела, подумала она, но решила - нет, скорей всего это всё та же озонная дыра, что и по ту сторону Альп, дома. Симптомы такие же.