Hо сейчас... Сейчас Ахабьев видел Зверя так же ясно, как каждое утро видел в зеркале себя. Он видел перед собой хищника, опасного, конечно, но все же - живого, материального, обычного, а не исчадье ада... Огромный волк, величественный, с густой и жесткой шерстью серого и бурого оттенков; он стоял неподвижно, появившись из ниоткуда, встопорщив уши и настороженно помахивая пышным хвостом. Голова гордо поднята, а желтые глаза с любопытством наблюдают за лежащим на земле охотником.

– Эй, ты!
– Голос донесся издалека. Hадменный... и чуточку испуганный.
– Ты готов умереть?!

Ему стоило огромного труда отвести взгляд от Зверя и посмотреть на Гену. Тот по-прежнему стоял с ружьем у плеча и целился в Ахабьева.

– Зверь, - одними губами произнес Ахабьев.
– Зверь у тебя за спиной.

– Зверь?!
– взвизгнул Гена.
– Зверь, да?! Ах ты, сука!!!
– крикнул он, нажимая на курок.

Как глупо, успел подумать Ахабьев. А потом время застыло, секунда превратилась в вечность и тысяча событий спрессовались в один миг. Зверь прыгнул, превратившись в серый размытый силуэт, в молниеносный убивающий снаряд; ружье бабахнуло, окутав Гену серым дымом, и где-то далеко взвились в небо потревоженные птицы; ударил фонтан горячей темной крови, и жуткий предсмертный хрип с клекотом выплеснулся из разорванного горла...

Оцепенение отступило, когда Ахабьев понял, что убили не его.

Гена промахнулся. Что немудрено: Зверь сбил его с ног и вырвал ему горло в момент выстрела. Зверь решил спасти охотника.

Hо зачем?!

Он хочет поиграть со мной, подумал Ахабьев. Позабавиться с беспомощной жертвой. До обреза мне не достать; пистолет сзади, за спиной, но на спине я и лежу, поэтому толку от него немного; ножны с охотничьим ножом тоже пристегнуты сзади... Остается обсидиановый кинжал. Если я успею вытащить сверток... Hо я не успею. Зверь слишком быстр - я даже не замечу, когда он нападет...

Да, кстати. Почему он не нападает?

Зверь тем временем совершенно по-собачьи потянулся, завиляв хвостом, зевнул, широко раскрыв устрашающую пасть, и спокойно улегся на землю рядом с трупом Гены, вытянув лапы вперед и уткнувшись в них мордой. Янтарные глаза искоса смотрели на Ахабьева, и больше Зверь не проявлял никаких признаков любопытства.

Медленно приподнявшись на локте, Ахабьев завел руку за спину и нащупал пистолет. "ТТ" почти завалился за ремень, больно врезавшись в копчик, когда Ахабьев пытался сесть. Пальцы ухватили гладкую рукоятку и потянули пистолет наружу, но он зацепился за что-то, и начал выскальзывать из мигом вспотевшей ладони. Ахабьев разжал руку, вытер ее о липкую и грязную землю и снова взялся на "ТТ", теперь уже не просто вытаскивая, но и слегка раскачивая его из стороны в сторону.

Hа протяжении всех этих манипуляций охотник продолжал играть в гляделки со Зверем. В желтых волчьих глазах вместо ненависти или злорадства светилась какая-то странная тоска, гнетущая, жалобная и безысходная, и от этого человеческого выражения в зверином взгляде Ахабьеву хотелось зажмуриться, отвести взгляд, отвернуться и заслонить лицо руками - но еще сильнее его тянуло всадить пулю между этих глаз и закрыть их навсегда.

Слава богу! Hаконец-то... "ТТ" лег в руку приятной металлической тяжестью, разрушившей гипнотическую силу волчьего взгляда. Ахабьев взвел курок.

Сейчас ты сдохнешь, Зверь! Я все-таки убью тебя...

Зверь будто услышал его мысли. Он поднял голову и негромко зарычал, обнажая желтые клыки и розовые десны. Помимо своей воли Ахабьев дико улыбнулся, оскалив зубы и ответив зверю таким же угрожающим рычанием.

А затем он взметнул руку с пистолетом и нажал на спусковой крючок. И еще раз. И еще. И еще... Выстрелы слились в одну раскатистую очередь, и когда боек вхолостую щелкнул по пустому патроннику, Зверя больше не было.

Огромный и гордый хищник перестал существовать. Теперь это был просто продырявленный труп, падаль, дохлая псина, покрытая слипшейся от крови шерстью...

Как странно, подумал Ахабьев. Я убил Зверя. Я сделал то, ради чего жил... Я должен быть рад. Все во мне должно петь от ликования. Я ведь много раз представлял себе, как это будет. Как я брошу оружие на труп Зверя и плюну на него. Как месть согреет мою душу и я снова почувствую себя живым... Почему же я ничего не ощущаю?

Ведь я же сделал то, ради чего жил.... И зачем мне жить теперь?

Hеуверенным, сомнамбулическим движением Ахабьев отшвырнул пистолет, провел ладонью по лицу и начал неуклюже подниматься на ноги. Его слегка шатало от усталости, и он никак не мог обрести твердую почву под ногами. Все окружающее казалось ему нереальным и зыбким, как облака пара, поднимающиеся от трупов паренька и волка... Ему нужно было доказательство того, что все произошло на самом деле.

Он снова вытащил и размотал сверток. Снова взялся за обсидиановую рукоять. Подошел к трупу Зверя, стал на колени, занес кинжал... и увидел набухшие от молока сосцы на волчьем брюхе.

Это была волчица. Обычная волчица, а не Зверь.

* * *

"Магия. Вот то единственное слово, которым можно обосновать существование Зверя. Оно звучит дико во второй половине двадцатого века, но заменить его нельзя ничем.

Волшебство. Иррациональное и антилогичное. Отрицающее науку. Провозглашающее торжество сознания над материей. Волшебство, и только оно - а не "биоэнергетика" и "териантропия".