Шрифт:
– Спасибо, мне не хочется есть, - ласково проговорил старик. Гюльназ почувствовала: настала ее очередь поблагодарить этих людей. Но она не могла выдавить из себя хотя бы слово, эту способность она утратила в момент, когда вздрогнула от паровозного свистка.
– Дочка...
– Как бы впервые разглядев Гюльназ, Вера хотела было обдать ее холодной вежливостью, но, заглянув в печальные глаза девушки, спокойно, съежившись, сидевшей рядом, и увидев устремленный на нее смущенный взгляд, растерялась. Эта пара глаз будто заворожила ее, она и не заметила, когда это произошло.
– Что за прекрасное существо, Женя? Сидит рядом, а я и не оборачиваюсь. Ты только взгляни на ее косы...
Гюльназ смутилась: этот Женя и седоволосый старик с восхищением уставились на нее. Еще подумают: откуда взялась эта бестолковая молчунья?
– Я к тебе обращаюсь, дочка, а ну-ка взгляни на меня. Что такая невеселая? Может, у тебя горе какое?
– Она положила руку на ее плечо и с сочувствием повернула к себе.
– Неужто ты меня не понимаешь? Да умеешь ли ты говорить по-русски, дочка?
– Да, - сказала Гюльназ, слегка кивнув.
Вера, ободренная этим ответом, притянула ее к себе.
– Не смущайся, дочка... Садись с нами, поужинаем...
– Нет, я не хочу, тетя...
И опять что-то случилось с Верой - она неожиданно обняла Гюльназ и поцеловала.
– Женя, послушай, как мило она говорит... Дочка, да откуда ты? Куда и к кому едешь?
– Я из Азербайджана...
Вера, кажется, ее не поняла. Обаяние этой незнакомой девушки, казалось, крылось в странном ее выговоре, в открытой простоте и наивности. Только глаза не сочетались с этой простотой, их блеск зачаровывал.
Как бы желая разгадать эту загадку, Вера вопросительно посмотрела на мужа, потом на седовласого старика.
– Азербайджан. Значит, ты из Баку, - заключил старик.
– Значит, ты с Кавказа?
– вступил в беседу Женя, но по его неуверенному тону чувствовалось, что он и сам сомневается в сказанном.
– Я в молодости был на Кавказе... В Пятигорске.
– Нет, - поправил его старик, - Пятигорск - это на Северном Кавказе, а Баку - по другую сторону Кавказского хребта, на берегу Каспия.
– Наше село Чеменли - как раз у подножия Кавказских гор, - мягко пояснила Гюльназ.
– В окна видны горы.
Старик все с той же улыбкой заключил:
– Представь, что и мы, глядя на тебя, видим те горы. На твоем лице будто остался след горного солнца.
– Теперь он ласково взглянул на Веру, как бы ища поддержки.
– Я верно говорю?
– Конечно, верно, - поддержала его Вера.
– Очень даже верно, простите, я не знаю вашего имени...
– Зуберман... Герман Степанович.
– Тогда... давайте знакомиться.
– С этими словами Женя протянул руку и громко представился: - Евгений Петрович Лисицын... муж Веры Ивановны Лисицыной.
– Нечего меня подначивать, - Вера обернулась к Гюльназ: - А как тебя зовут, дочка?
– Гюльназ... Абасова Гюльназ Алмардан гызы.
– Я не разобрала, повтори-ка еще раз.
На помощь Гюльназ пришел зеленоглазый старик.
– Гюльназ... В переводе на русский значит - Гюля, верно, дочка? Гюля Алмардановна?
Гюльназ незаметно для себя постепенно привыкла к этой компании. Восторженные взгляды, обращенные к ней, заставили на время позабыть о всех своих тревогах.
– Мама зовет папу просто Марданом. И вы называйте меня Мардановна... Теперь она совсем уже освоилась.
– Прекрасно, Гюля Мардановна, отлично звучит!
– поднял руку со стопкой Евгений Петрович.
– А теперь давайте выпьем за наше знакомство, друзья, за эту ночь, объединившую нас.
Лисицын, выпив первым, поставил рюмку, Вера Ивановна грустно посмотрела на Гюльназ:
– Гюля, выпить хочешь? Пей, дочка, не стесняйся. Ради тебя я тоже выпью.
– Нет, Вера Ивановна, я в жизни не пила... Даже вкуса не знаю.
– Это к лучшему, я тоже не люблю... Иногда разве ради Евгения Петровича чуть пригублю...
На какое-то время в купе воцарилось молчание. Герман Степанович по настоянию Лисицына придвинулся к столу, отпил половину рюмки и поставил ее на место. Он слушал, что говорил Евгений Петрович, но изредка с ласковой улыбкой поглядывал на Гюльназ. Она чувствовала тепло этих заботливых взглядов, в душе ее рождалась благодарность к этому незнакомому человеку. "Это он, увидевший на ее лице отблески солнца, появляющегося из-за гор Большого Кавказа, возник тогда на перроне, чтобы проводить ее к Искендеру". Теперь Гюльназ в это поверила. Но сейчас и Евгений Петрович и Вера Ивановна представлялись ей в совершенно ином свете. Вера Ивановна все еще искоса поглядывала на нее то со скрытым, то с явным восхищением, будто хотела раствориться в глубине ее глаз, плененная их сиянием. И Гюльназ ее понимала, "видно, тетя Вера впервые встретила такую черноглазую, чернобровую девушку". И это было действительно так. Особенно восхитил Веру блеск ее черных, как агат, волос.