Весь план представлялся Кириллу абсолютно ясным, и он настолько уже вгляделся в местность и примерил в ней все действия, что, по его убеждению, они не могли произойти иначе, нежели по плану.

Но чем ближе подходила минута, когда правофланговому отряду назначено было открыть огонь, тем беспокойнее становилось Кириллу. Дождь затушевывал холмы, а лес уже отделяло от Репьёвки сплошное пасмурное полотнище. И, напряженно глядя через бинокль на погост с потемневшими березами, Кирилл чувствовал, что требуется все больше и больше усилий, чтобы лежать неподвижно и не показывать красноармейцам своего беспокойства.

Знакомый голос прозвучал поблизости Извекова.

– А где комиссар?

Он, не приподнимаясь, повернулся на бок.

Ипат, держа одну винтовку за плечом, а другую - наперевес, вел впереди себя безоружного Никона.

– К вам, товарищ комиссар, - сказал он громко, остановившись под дорожной насыпью и удерживая Никона за рукав.

– Ты как ушел с позиции?
– быстро спросил Извеков, не сразу поняв неожиданную сцену и удивляясь виду обоих бойцов.

В глазах Ипата, выпяченных и точно остекленных, светилась безумная решимость. Он был бледен, голова его высоко вылезла из воротника гимнастерки на обнаженной худой шее.

– Товарищ командир приказал доставить к вам дезертира Карнаухова на полное ваше решение.

– Как - дезертира?

– Да брось ты, - промямлил Никон, глядя в землю.

– Разрешите доложить?

– Скорей.

– Мне его беседы который раз сомнительны, товарищ комиссар. Тут в соседнем уезде его деревня недалеко, откуда он родом, Никон Карнаухов, товарищ комиссар.

– Короче.

– Я коротко. Он и говорит, что всю, мол, войну провоевал, цел остался, а тут, мол, к порогу родному дошел - голову складать приходится. От кажного человека, говорит, какой ни на есть след останётся. Один скамеечку, заметь, сделает, другой ступеньки к речке откопает. А какое, говорит, от тебя наследство, кроме тухлого мяса?

– Да что он сделал-то?
– нетерпеливо глянув на часы, поторопил Извеков.

– У меня один глаз, а я, думаю, тебя скрозь вижу! Ты, спрашиваю, в атаку пойдешь либо нет? Сам, говорит, ступай. И облаял меня. А я, вишь, к себе в деревню пойду. Ах, ты так, думаю! Сейчас его винтовку - хвать! И говорю: нет, ты, дезертирская душа, не в деревню к себе пойдешь, а к стенке! Вот куда! И прямо его к командиру. Командир мне приказание: доставь комиссару, как комиссар решит, так и будет. Расстрелять его, товарищ комиссар, к чертовой матери!
– ожесточенно кончил Ипат.

– Ну, ясно, а что же еще?
– сказал Кирилл, отворачиваясь и глядя через дорогу и потом - снова на часы.

– Ага! Слыхал?
– устрашающе шагнул Ипат к Никону.

– Ты что? Перед боем вздумал товарищей предавать, а?
– спросил Кирилл.

– Это все он выдумал, товарищ комиссар, - умоляюще сказал Никон.
– Он горячий.

– Выдумал?
– закричал обозленно Ипат.
– Ступеньки к речке выдумал?

– Он давно пужал нажаловаться. Не одобрял меня. Известно, спорили. Для одного разговора только, товарищ комиссар. Вроде в карты от скуки...

Никон держался на ногах неустойчиво, как человек в новых валенках, переминаясь, и лишь изредка с укором поднимал бегающие низко глаза на Ипата.

– Так, значит, в атаку, Карнаухов, не пойдешь?
– спросил Извеков.

– Как не пойти, товарищ комиссар! Служба! Не хуже Ипата солдатом был.

Кирилл хотел что-то сказать, но пулеметная очередь вопросительно разрезала насыщенное влагой пространство, оборвалась, и следом врассыпную защелкала винтовочная стрельба. Били справа - это Кирилл тотчас уловил. Он только не понял направление огня. Он глубоко набрал в грудь воздуха и не сразу мог выдохнуть. Словно острая боль приостановила его сердце, и все, что он видел, в этот миг приобрело удивительную зримость и чем-то особо ознаменованное выражение.

– А за кого ты бьешься, я тебе говорил?
– спросил Ипат снисходительнее, но с оттенком презрения.
– За себя бьешься. От нас пойдет новый народ. Говорил я тебе, нет?

Кирилл обернулся. Будто из другого мира взглянув на этих бойцов, он повторил в уме последние расслышанные и непонятные слова и вдруг понял их: от нас пойдет новый народ. Он спустился с насыпи.

– Если покажешь себя молодцом в бою - прощу, Карнаухов. Если нет вини самого себя.

Он положил на плечо Ипату руку.

– Отдай ему винтовку. И смотри за ним. Передаю его тебе на поруки. А сейчас - бегом, на свои места!

– Я по-смотрю-у!
– пропел Ипат с ликованием.

Кирилл уже не видел, как они оба, прижимая локтями закинутые за плечи винтовки, побежали солдатской рысцой вдоль линии стрелков.

В бинокле погост стоял по-прежнему, как застывший, но словно расчлененный на мельчайшие подробности, в которые упорно всматривался Кирилл. Он все хотел распознать направление стрельбы - куда били, по селу или по лесу?
– и распознать никак не удавалось, особенно после того, как вразброд взялась отвечать на обстрел Репьёвка, а за ней - дружнее, но глуше - скрытая дождем лесная позиция банды.