Стремительно перейдя в гостиную, он бросился к столику, который при случае использовал как письменный, и снял с длинной некрашеной сосновой полки, прибитой собственноручно, телефонную книгу Манхэттена. Россоф, Майкл С. ... Натан А. ... Николас... О.В. ... Олив М. ... Омин... Оскар!

Он набрал номер. На третьем звонке отозвался мужчина:

– Алло!

– Мистер Россоф? Оскар Россоф?

– Я самый.

– Меня зовут Прайен, Рюбен Прайен. По буквам: П-Р-А-Й-Е-Н. Я майор американской армии и беспокою вас потому, что у меня был некогда сослуживец по имени Оскар Россоф. Здесь, в Нью-Йорке. Вот я и подумал, не вы ли это. Вы меня помните? Помните Рюба Прайена?

– Н-нет, - протянул в ответ собеседник. Отрицание было вежливым, неохотным, и он тут же добавил: - В сущности, я не вполне уверен. Прайен, Рюбен Прайен... Звучит как будто знакомо.
– Собственная осторожность его позабавила, и он рассмеялся.
– Может быть все-таки, что я вас знаю. Напомните какие-нибудь детали.

Однако Рюб мало чем мог помочь: для него самого картина была более чем расплывчатой.

– Ну, Оскару Россофу, которого я знал, было, пожалуй, за тридцать. Немного за тридцать... тогда, несколько лет назад.
– И вдруг припомнилось еще кое-что: - У него были темные волосы и стриженые усы.

– Что вам сказать? Сейчас я усов не ношу, но раньше носил. Регулярно подстригать их - такая морока... Да, у меня темные волосы, и мне сейчас тридцать семь. Рюб Прайен, Рюб Прайен... Так и кажется, что вот-вот вспомню. Где это было?

Слова пришли сами собой:

– Мы оба были участниками Проекта.

Только Рюб, хоть убей, не мог бы объяснить, что именно он имел в виду.

Тон собеседника мгновенно стал ледяным.

– Какого проекта? Слушайте, что это значит? Вы уже второй, кто звонит мне по поводу какого-то проекта...

– Второй?! А кто был первым?

– Сначала я хотел бы понять, что происходит.

– Пожалуйста, мистер Россоф, умоляю! Мне совершенно необходимо знать, кто был первым!

Россоф поколебался и все же ответил нехотя:

– Он сказал, что его фамилия Макнотон. Джон Макнотон. Из Уинфилда, штат Вермонт.

– Большое, большое вам спасибо, - торопливо откликнулся Рюб.
– Не стану вас больше задерживать, извините за беспокойство...

Он нажал на рычаг. Чуть помедлив, опять взялся за трубку, вызвал справочную, узнал код Вермонта, соединился со справочной штата. И услышал:

– К сожалению, абонент Джон Макнотон у нас не значится...

Словно справочная могла увидеть его и словно он предугадывал, что ответ будет именно таков, Рюб кивнул и, вновь потянувшись к телефонной книге, стал искать страницу, где перечислены агентства по прокату автомашин.

4

На следующее утро, в начале десятого, он свернул с автострады на боковую асфальтированную дорогу. Еще десять миль, и еще поворот - на дорогу совсем узенькую, извилистую, обросшую с обеих сторон сорняками, некогда мощеную, а теперь выщербленную, местами очень основательно, - покрытие отсутствовало целыми глыбами. На то, чтоб одолеть последние одиннадцать миль, ушло больше получаса. И наконец очередной поворот вывел прямо на Мейн-стрит - главную улицу города Уинфилда, штат Вермонт.

Рюб медленно проехал первый квартал, пригнув голову к рулю, чтобы ориентироваться получше, потом свернул на стоянку. Вышел из машины, нащупывая в кармане мелочь для счетчика, но все до одного указатели оказались в положении «занято», хотя на стоянке больше никого не было, да и впереди на три квартала он заметил лишь два пикапа. «Ну и черт с ним, - подумал он, - скорее всего, здесь не окупается даже сбор выручки...»

Он вышел на улицу и осмотрелся: во всю длину Мейн-стрит, на протяжении всех пяти кварталов, никакого движения и ни единой души. Безмолвный тротуар под утренним солнышком - лишь его собственная короткая тень пересекает бетон до бровки мостовой; направляясь к центру, он не слышал ничего, кроме звука своих шагов.

Наконец неподалеку впереди появился человек в джинсах, клетчатой рубашке и старомодной фуражечке с козырьком - он вынырнул из какой-то лавчонки и забрался в красный пикап на толстенных шинах. Молодой, плечистый, но уже отяжелевший, толстобрюхий, с висячими усами на мексиканский манер. С грохотом хлопнул дверцей, звук несколько раз эхом отразился от противоположных стен улицы - и опять тишина, пока толстобрюхий не завел мотор и не уехал.

Рюб миновал магазин мужской одежды - вывеска уверяла, что здесь продается именно одежда, хоть одна из двух витрин была заполнена рабочими ботинками и сапогами на застежках и без. Затем шли два бара - заглянуть внутрь не удалось: бары оказались закрыты. Потом лавочка, где в витрине лежала фанера, лежала так давно, что внешний слой вздулся мелкими пузырями. Большинство строений были двух-, изредка трехэтажными; в окнах верхних этажей попадались вывески: врач, адвокат, хиромант. Угловые дома отличались от остальных домов улицы закругленными, нависающими над тротуаром эркерами, и каждый эркер имел крутую конусную крышу.

На перекрестках Рюб заглядывал в боковые улочки и всякий раз убеждался, что там нет ничего, кроме стареньких деревянных домишек. Некоторые крылечки были когда-то затейливо украшены, но украшения обломились и сохранились лишь частично. Все домики до единого давно не знали свежей краски - правда, кое-кто из владельцев обшил стены серенькой или зеленой дранкой. Попался и дом, где окна завесили одеялами - одно шерстяное, другое - вылинявшее лоскутное. Лужаек возле домов не было и в помине, только проплешины, где росли сорняки и виднелись пятна зимней грязи со следами колес. Иногда на этих «лужайках» попадались брошенные как попало машины. Впрочем, кое-где сохранились подъездные дорожки, грунтовые или гаревые. Все машины были старые, большие, американского производства и все - выцветшие, щербатые, а то и покореженные. Правда, на Мейн-стрит двумя колесами на тротуаре стоял еще один пикап. Издали было заметно, что это единственная новая машина на весь Уинфилд.