– Джон, – вмешалась Лорна, – мне кажется, Фредди прав. Надо вызвать ветеринара. Они куда слабее, чем я думала.

– Они пили перед отъездом? – спросил я. Лорна взглянула на меня с беспокойством:.

– Ты думаешь, они хотят пить? Азиз так ужасно медленно ехал.

– Гм. – Я попросил Азиза передать мне через открытое окно телефон и без лишних проволочек связался с местным ветеринаром, объяснив ему, что я хочу. – На пяток минут, просто посмотреть. Но если можете, прямо сейчас.

Он пообещал приехать и выполнил свое обещание. Мы с ним давно знали друг друга, были дружны, так что он знал, что по пустякам я бы не стал его беспокоить. Он, как и я незадолго до этого, быстро осмотрел лошадей, и взгляд, которым он посмотрел на меня, говорил куда больше слов.

– Ну и что? – сердито потребовал ожидающий приговора Тигвуд.

– Немного обезвожены и скорее всего голодны. И очень тощие, хотя, в принципе, за ними, видимо, неплохо смотрели. Им нужно хорошее сено, вода и отдых. Я все-таки побуду здесь, пока вы их разгрузите.

Пока мы ждали ветеринара, я познакомил Лиззи с Тигвудом и Лорной. Они почти не обратили на нее внимания, занятые только лошадьми, да и Лиззи ничего не надо было, только смотреть и слушать.

Я опустил сходни, Джон Тигвуд отвязал первого “пассажира” и свел его на землю. Ноги старика дрожали и скользили, копыта громко стучали, а в глазах был страх. Он наконец сошел со сходней и остановился, дрожа всем телом.

– Лорна, – спросил я, – сколько им лет? Она вытащила лист бумаги и молча подала его мне. Там были перечислены клички и возраст лошадей, а также фамилии их владельцев. Некоторые были так хорошо мне знакомы, что мой интерес к ним сразу возрос.

– Я ведь выступал на двух из них! – воскликнул я. – Это были великолепные лошади.

– Наконец-то ты понял, – обидчиво заметила Лорна.

– Да ничего я не понял. Кто есть кто?

– У них на сбруе ярлыки.

Я подошел к коню, которого держал Тигвуд, пока его осматривал ветеринар, и прочитал кличку – Петерман. Потрепав коня по морде, я вспомнил скачки, которые мы вместе выиграли и которые проиграли двенадцать с лишним лет тому назад. То были дни, когда этот жалкий остов был упруг и мощен, голова гордо откинута назад – звезда первой величины. Если верить списку, сегодня ему был двадцать один год, что по человеческим меркам равняется девяноста годам.

– Он в порядке, – сказал ветеринар. – Просто устал.

Тигвуд одарил меня торжествующим взглядом:

“А я что говорил” – и увел моего старого приятеля в конюшню.

– Он самый молодой, – заметил я, рассматривая список.

Пока разгрузка продолжалась, стемнело, и я включил все огни фургона, и внутри и снаружи, чтобы было посветлее. Ветеринар дал “добро” на всех путешественников за исключением двух, из переднего стойла. При виде их он только покачал головой.

В наихудшем состоянии был старый пони. Несчастное животное едва держалось на ногах. О том, как он сойдет по сходням, страшно было и подумать.

– У него подагра, – сказал ветеринар. – Лучше его усыпить.

– Ни в коем случае, – с возмущением заявил Тигвуд. – Его очень любили. Я пообещал хорошо устроить его, и я это сделаю, его хозяйке пятнадцать лет. Она заставила меня пообещать.

Я вспомнил, что Майкл Уотермид говорил о своих собственных детях: “Они не понимают, что иногда надо умереть”. Тигвуд-то понимал и, пытаясь поддержать их жизнь любой ценой, действовал как фанатик, не забывающий, однако, о своем кармане.

– По крайней мере, позвольте мне обработать его болячки, – предложил ветеринар, имея в виду облысевшие участки кожи, и Тигвуд неохотно согласился.

– Завтра, – сказал он и буквально спихнул бедное животное со сходней, причем при этом пони едва не упал.

– Гадость какая, – вполголоса сказала Лиззи. Но Лорна услышала и резко сказала:

– Гадость – это люди, которые убивают лошадей, потому что они состарились. – Но я видел, что она пытается подавить собственные сомнения. – Старые лошади имеют право жить. Центр для престарелых – прекрасное начинание.

– Да, – сухо сказала Лиззи.

Лорна недружелюбно посмотрела на нее, затем повернулась ко мне.

– Ты не ценишь усилий Джона, – набросилась она на меня. – И не начинай всю эту муру насчет избавления животных от страданий. Откуда тебе знать, страдают они или нет.

Я подумал, что уж это-то видно невооруженным глазом, но спорить с ней я не собирался. Да и, честно говоря, я знал много лошадей, которые вполне благополучно дожили лет до двадцати пяти. Мой отец, тренер, старательно ухаживал за своими любимыми лошадьми, пока они не умирали своей смертью, кормил их овсом, а зимой ставил в теплое стойло. Они и выглядели куда лучше, чем сегодняшняя отощавшая компания.

– Приятно было снова повидать старину Петермана. – сказал я. – Уверен, владельцы по заслугам оценят твои усилия.

– И Джона?

– И Джона, – согласился я.

Втроем мы смотрели, как Тигвуд тащит пони в стойло, – больные копыта бедняги скользили при каждом шаге, а голова была низко опущена от боли. Пятнадцатилетнюю владелицу так переполняла любовь, что не осталось места жалости, ужасное сочетание.

Лорна тряхнула головой, заранее отметая всякую критику. Ветеринар снова покачал головой. У Лиззи на лице все еще была гримаса отвращения. Азиз пожал плечами. Довез их живыми, больше от него ничего не требовалось.