– Да? Тогда поехали, Азиз.

Я посмотрел, как эти два абсолютно несовместимых человека залезли в кабину вместе с защитницей старых и обездоленных. Азиз мрачно взглянул из кабины в мою сторону, и я понял, что если у него и были какие надежды на приличный день, то они улетучились. Я понимал его, как никто. Ни за что не захотел бы поменяться с ним местами.

Пока Азиз умело разворачивался и выезжал со двора, я припомнил, что именно под этим девятиместным фургоном находится тот магнит, что обнаружил Джоггер. Я надеялся, что те гвозди в куске дерева, изолирующего магнит, до сих пор держатся, и не предупредил о магните Азиза. Не сказал, чтобы он присматривал за посторонними, пытающимися залезть под фургон. Мне трудно было себе представить, что кто-то пойдет на все эти ухищрения на дистанции между Йоркширом и Пиксхиллом, так как все что угодно значительно проще доставить машиной.

Вслед за Азизом через пять минут уехал Харв, чтобы успеть забрать двух рысаков на бега в Челтенгем. Еще один фургон уже ушел туда же, а два отправились в аэропорт Бристоля, чтобы забрать там ирландских лошадей, прилетевших на скачки на Золотой кубок. Три других фургона перевозили племенных кобыл. Неплохо, особенно если учесть обстоятельства.

Я вернулся в контору, где Роза и Изабель в отчаянии разглядывали пустые экраны компьютеров и без конца спрашивали меня, что им делать.

– Пишите письма старым: способом, на машинке, – предложил я.

– Вероятно, придется, – с отвращением заметила Изабель.

– Мастер обещал завтра прийти, – успокоил я ее.

– Чем скорей, тем лучше.

Тигвудова коробка для сбора пожертвований стояла у Изабель на столе. Я поднял ее и потряс. Результат был неутешительным, судя по звуку, там болталось не более трех-четырех монет.

– Мистер Тигвуд вынимал оттуда деньги на прошлой неделе, – сообщила Изабель. – Не больно-то много там и было. Он сказал, что мы должны быть щедрее.

– Может, и должны.

Я отправился на моей “рабочей лошадке” в Ньюбери и отдал пленку, на которую снимал Джоггера, в срочную проявку, а также забрал заказанный мною словарь рифм. Честно сказать, я такого словаря раньше и в руках не держал, поэтому пока я сидел в машине на стоянке, дожидаясь, когда будет готова пленка, то ради интереса полистал его. Прежде всего я обнаружил, что рифмы там расположены не в обычном алфавитном порядке, а начинаясь с гласных.

“Анна, – прочел я. – Ванна, манна, саванна...”

“Еда – беда, вода, года, города...”

“Ор – двор, мор, сор, хор...”

Там были сотни, тысячи рифм, и все совершенно бесполезны. Я понял, что мне следует иметь криптограммы Джоггера перед глазами, а не просто держать их в памяти. Вдруг, если они будут у меня перед глазами, меня и осенит светлая идея при чтении чего-нибудь вроде “урюк – жук, сук, паук, сундук...”.

И еще надо помнить, подумал я в отчаянии, что в джоггеровском кокни “сейчас” вполне могло звучать как “щас”, а “маленько” как “маненько” и что он мог проглатывать окончания.

Захлопнув словарь, я забрал печальные фотографии, рассказывающие о его смерти, и поехал домой, чтобы немного прибраться и приготовить комнату для сестры, что означало застелить постель и открыть окна, чтобы впустить внутрь то, что март может предложить в качестве свежего воздуха.

Я нарвал немного нарциссов и поставил их в вазу. Точно в полдень прибыла Лиззи.

Она прилетела в прямом смысле этого слова, спустилась ко мне с небес на вертолете.

Лиззи принадлежала одна четвертая часть маленького “Робинсона-22”, единственная роскошь, которую она себе позволила и на которую истратила свою долю наследства. С моей точки зрения, этот вертолет для нее был тем же, что для Роджера яхта, а для меня скачки. Это был способ, избранный старшей сестрой, сказать нам, что если мальчики могут забавляться игрушками, то и девочки тоже. В детстве она научила каждого из нас по очереди, как собирать железную дорогу и пользоваться ею. Она научила нас играть в крикет и лазила по деревьям, как кошка. Когда она была подростком, мы вместе ходили в темный лес и спускались в страшные пещеры. Она защищала нас и врала, если мы что-то делали не так. Благодаря ей мы выросли, понимая, что мужество может проявляться по-разному.

Она заглушила двигатель и, когда винт остановился, спрыгнула на землю из маленького стеклянного пузырька и направилась прямиком ко мне.

– Привет, – сказала она. Миниатюрная, легкая, худощавая, довольная жизнью. Я обнял ее.

– Обед приготовил? – спросила она.

– Нет.

– Вот и хорошо. Я тут кое-чего с собой привезла. Она вернулась к вертолету и вынула из кабины сумку, которую мы вместе отнесли в дом. С пустыми руками она никогда не приезжала. Поэтому я ничего не готовил к ее приезду, разве что ставил в холодильник бутылку шампанского. Я откупорил шампанское и налил ей бокал. Она удобно устроилась в кресле и отпила глоток пузырящегося напитка, одновременно заботливо меня разглядывая.