– Мама, разумеется, ничего об этом не знает, и одно твое или его неосторожное слово погубит все, - тяжело дыша, продолжала Сюзи.
– Вот почему я поехала тебя встречать: чтобы предостеречь. А ты должна любой ценой увидеть его первой и предупредить. Если бы я не пренебрегла всевозможными опасностями, чтобы приехать сегодня в Санта-Инес, одному небу известно, что могло случиться! А как тебе нравятся мои лошади, милочка? Они мои собственные и просто душки! Это - Сюзи, а это - Кларенс, но, конечно, по секрету. А всему миру и конюхам он известен как Бэрди.

– Но, по-моему, ты мне писала, что назвала их Полем и Виргинией? сказала Мэри с некоторым недоумением.

– Иногда я называю их так, - невозмутимо ответила Сюзи.
– Но видишь ли, милочка, приходится скрывать свои чувства!
– И без малейшей паузы: - Я так ненавижу всякий обман! А ты? Скажи, ведь хуже обмана нет ничего, правда?

И, не дожидаясь подтверждения от верной подруги, продолжала все с той же быстротой:

– А он ужасно богат! И образован - папа говорит, необычайно образован!

– В таком случае, - начала Мэри, - раз он приезжает с согласия твоей мамы и раз вы не поссорились и не порвали, ты, по-моему, должна быть в восторге.

Однако новая молния из глаз Сюзи рассеяла эти видения блаженного будущего.

– Тсс!
– сказала она трагически.
– Ты не знаешь, что говоришь. Над ним тяготеет ужасная тайна. Мэри Роджерс.
– Сюзи приблизила свой ротик к самому уху наперсницы и произнесла леденящим кровь шепотом: - Его отец был... пиратом! Да-да, жил, как пират, и был убит, как пират!

Однако это заявление не произвело желаемого эффекта. Мэри Роджерс, правда, удивилась, но не была потрясена и даже попробовала возразить:

– Но если его отец умер, так какое же отношение все это может иметь к Кларенсу? Он же сначала жил у твоего папы - ты мне сама говорила, милочка, - а потом у других людей и, значит, не мог ничего набраться от своего отца. И, право же, душечка, он всегда казался таким воспитанным и сдержанным.

– Да, конечно, казался, - загадочно возразила Сюзи.
– И ты ничего другого не знаешь. Это же у него в крови! Ведь так же всегда бывает - это в любой книге есть, - и по его глазам сразу видно. Бывали времена, милочка, когда малейшее сопротивление его воле, малейший знак внимания ко мне со стороны кого-нибудь другого заставлял его показать свою истинную сущность! Я хранила это в тайне... но представь себе, душечка, как может подействовать ревность на подобную страстную натуру! Я дрожу, вспоминая те дни.

Тем не менее она спокойно подняла руку и поправила золотистую гриву, рассыпавшуюся по ее детским плечам. Как ни удивительно, Мэри Роджерс, покойно откинувшись в коляске, также выслушала эти душераздирающие признания с блаженно нахмуренными бровями и упоительно приятным участием. Если она и не сумела узнать в нарисованном Сюзи портрете того спокойного, кроткого и грустно-молчаливого юношу, которого видела когда-то, она ничего об этом не сказала. После некоторого молчания Мэри, лениво поглядывая на гарцевавшего в отдалении вакеро, спросила:

– Твой папа всегда посылает с тобой верхового? Как это мило! Так романтично - совсем как в старинные испанские времена.

– Тсс!
– прошептала Сюзи с еще одним неописуемым взглядом.

Однако к этому времени между подругами уже полностью восстановилась былая симпатия душ, и Мэри легко предугадывала любое невысказанное признание.

– Не может быть, - тут же воскликнула она.
– Наверное, я тебя не так поняла.

– Ах, не спрашивай! Я не смею ничего сказать папе: он придет в бешенство. Но бывают минуты, когда мы остаемся одни, и тогда Педро скачет совсем рядом, а в его черных глазах появляется такой взгляд, что я вся трепещу. Это ужасно! Говорят, он из очень знатного рода... и он иногда говорит что-то по-испански и кончает словом "сеньорита", но я притворяюсь, что не понимаю.

– И, наверное, если лошади вдруг понесут, он с радостью готов будет пожертвовать жизнью, лишь бы спасти себя?

– Конечно... И это было бы ужасно... ведь я его терпеть не могу!

– Но если с тобой буду я, он ведь не сможет рассчитывать на такую же благодарность, как если бы вы были одни. Сюзи!
– продолжала она после паузы.
– Стегни лошадей, чтобы они пошли рысью - может быть, он решит, что они понесли, и помчится догонять? Будет так забавно, правда?

Девушки посмотрели друг на друга: в их глазах уже блестел радостный испуг, и они глубоко вздохнули от предвкушения запретного удовольствия. На минуту Сюзи даже искренне поверила в любовь Педро, которую сама же и придумала.

– Папа сказал, чтобы я пользовалась кнутом только в крайнем случае, сказала она, беря кнутик с серебряной рукояткой и сжимая губки с решимостью тем более твердой, что нарушала строгий запрет.
– Но-о!
– И она ловко хлестнула лоснящиеся спины.

Это были сильные, изящные лошади индейских кровей, объезженные лишь совсем недавно и очень строптивые. Одного удара было достаточно: они взвились на дыбы, а потом, воспользовавшись тем, что постромки ослабли и вожжи висели свободно, принялись выделывать всевозможные курбеты, а легкая коляска летела за ними, едва касаясь колесами земли. Этот злосчастный удар разорвал узы недолгих месяцев покорности, и полудикие мустанги, выгибая спину и брыкаясь, бросились прямо через поле к ближайшей рощице.