Гюго Виктор
Шрифт:
– - Нищеброд -- значит нищий. И еще одно прозвище у меня есть -"Старик".
Он продолжал:
– - Вот уже сорок лет как меня "Стариком" величают.
– - Сорок лет! да вы тогда были еще совсем молодым человеком.
– - Никогда я молодым не был. Вот вы, маркиз, всегда были молоды. У вас и сейчас ноги, как у двадцатилетнего, смотрите, как легко вы на дюну взобрались; а я еле двигаюсь, пройду четверть лье, и конец, из сил выбился. А ведь мы с вами однолетки; ну да у богатых против нас есть одно преимущество -- каждый день едят. А еда человека сохраняет.
Помолчав немного, нищий снова заговорил:
– - Бедняки, богачи -- страшное дело. Отсюда все беды и идут. По крайней мере так на мой взгляд выходит. Бедные хотят стать богатыми, а богачи не хотят стать бедными. В этом-то весь корень зла, по моему разумению. Только мое дело сторона. События они и есть события. По мне что кредитор, что должник -- все едино. Знаю только, что раз есть долги, их надо платить. Вот и все. Было бы лучше, если бы короля не убивали, а почему -- сказать не могу. Мне на это возражают: "В прежние времена господа ни за что ни про что людей на сук вздергивали". Что и говорить, я своими глазами видел, как один бедняга подстрелил в недобрый час королевскую косулю, за что его и повесили, а у него осталась жена и семеро ребятишек. Так что тут надвое можно сказать.
Он помолчал и снова заговорил:
– - Поверьте, никак я в толк не возьму. Одни приходят, другие уходят, события разные случаются, а я вот сижу на отшибе да гляжу на звезды.
Тельмарш погрузился в глубокое раздумье, потом произнес:
– - Я, видите ли, немножко костоправ, немножко лекарь, в травах разбираюсь, знаю, какая на пользу человеку идет, а здешние жители заметят, что я гляжу на что-нибудь задумавшись, ну и говорят, будто я колдун. Я просто размышляю, а они считают, что мне невесть что открыто.
– - Вы местный житель?
– - спросил маркиз.
– - Всю жизнь здесь прожил.
– - А меня вы знаете?
– - Как же не знать. В последний раз я вас видел два года тому назад, в последний ваш приезд. А отсюда вы в Англию отправились. А вот сейчас заметил какого-то человека на вершине дюны. Смотрю, человек высокого роста. А высокие здесь в диковину; в Бретани народ все мелкий, низкорослый. Пригляделся получше, прочел объявление и подумал: "Гляди-ка ты!" А когда вы спустились, тут уж луна взошла, я вас сразу же и признал.
– - Однако я вас не знаю.
– - Вы меня видели и не видели.
И Тельмарш-Нищеброд пояснил:
– - Я-то вас видел. Прохожий и нищий по-разному друг на друга глядят.
– - Стало быть, я вас и раньше встречал?
– - Частенько, ведь я здешний, значит как бы ваш нищий. Я просил милостыню на той дороге, что ведет к вашему замку. При случае вы мне тоже подавали; но тот, кто милостыню подает, не смотрит, а тот, кто получает, все заметит, все оглядит. Нищий, говорят, тот же соглядатай. Хоть мне подчас и горько приходится, однако я стараюсь, чтобы мое соглядатайство во зло никому не пошло. Я протягивал руку, вы только мою руку и видели; бросите проходя монету, а она мне как раз утром нужна, чтобы дотянуть до вечера и не умереть с голоду. Иной раз круглые сутки маковой росинки во рту не бывает. А когда есть грош -- значит еще жив. Выходит, я вам обязан жизнью, а теперь только заплатил долг.
– - Совершенно верно, вы меня спасли.
– - Да, я вас спас, ваша светлость.
В голосе Тельмарша прозвучали торжественные ноты.
– - Только при одном условии.
– - Каком условии?
– - При том, что вы явились сюда не ради зла.
– - Я явился сюда ради добра, -- ответил маркиз.
– - Ну, пора спать, -- сказал нищий.
Они устроились рядом на ложе из водорослей. Нищий тут же заснул. А маркиз, несмотря на сильную усталость, с минуту еще думал о чем-то, потом взглянул на лежащего с ним рядом в потемках Тельмарша и лег. Спать на нищенском ложе, значит спать прямо на голой земле; воспользовавшись этим обстоятельством, маркиз припал ухом к земле и стал слушать. Оттуда доносился глухой шум -- как известно, звук быстро распространяется под землей; и маркиз различил далекий перезвон колоколов.
Попрежнему били в набат.
Маркиз уснул.
V
Подписано: "Говэн"
Когда он проснулся, уже брезжил свет.
Нищий стоял не в землянке, так как в землянке невозможно было выпрямиться во весь рост, а у порога своей пещерки. Он опирался на палку. На лице его играли солнечные лучи.
– - Ваша светлость, -- начал Тельмарш, -- на колокольне Танис уже пробило четыре часа; ветер переменился, теперь он с суши дует. А кругом тихо, ни звука, стало быть в набат больше не бьют. Все спокойно и на ферме и на мызе "Соломинка". Синие или еще спят, или уже ушли. Теперь опасности нет, разумнее всего нам с вами распрощаться. В этот час я обычно ухожу из дому.
Он указал куда-то вдаль:
– - Вот туда я и пойду.
Затем показал в обратную сторону:
– - А вы вот туда идите.
И нищий важно махнул рукой на прощание.
Потом указал на остатки вчерашнего ужина:
– - Если вы голодны, можете взять себе каштаны.
Через мгновение он уже скрылся в чаще.
Маркиз поднялся со своего ложа и пошел в направлении, указанном Тельмаршем.
Был тот восхитительный час, который в старину нормандские крестьяне именовали "птичьи пересуды". Со всех сторон доносился пересвист щеглов и воробьиное чирикание. Маркиз шагал по тропинке, по которой он шел вчера в сопровождении нищего. Он выбрался из лесной чащи и направился к перекрестку дорог, где стоял каменный крест. Объявление попрежнему было здесь, в лучах восходящего солнца оно выглядело каким-то нарядным и особенно белым. Маркиз вспомнил, что внизу объявления имеется строчка, которую он не мог прочитать накануне. Он подошел к подножью креста. И действительно, ниже подписи "Приер из Марны", две строчки, набранные мелким шрифтом, гласили: