Кире он не понравился: то ли бравада, то ли хамоватый, не понимает, куда и зачем пришел.

– Это меня мало занимает, - резко сказала она.
– Коснемся другой темы.

– Убийства Гилевского?

– Вы догадливы, Святослав Юрьевич.

– Получив ваше приглашение, я не долго ломал голову, чтобы это значило. Итак, "их бин ганц ор", т.е. "я весь внимание".

– Это хорошо, - ухмыльнулась Кира.
– Как давно вы знали Гилевского?

– Лет восемнадцать, с момента моего прихода в музей.

– Гилевский и тогда уже был в зените славы?

– Еще как! Я поклонялся его тени. Непререкаемый авторитет! Надо заметить - справедливо. Поколение таких, как он, уже почти вымерло: интеллигентны, образованны!

– Что из себя представляет музей?

– Богатейший. И наука там на уровне. А фонды! Когда-то это были спецфонды. За ними приглядывало КГБ. Входить туда простым смертным ни-ни! Потом исчезло КГБ. Фонды вроде открыли. Но в жизни, как известно, круговорот не только воды в природе. Место КГБ занял Гилевский, не по должности, по призванию. К середине восьмидесятых музей стал неуправляем, было принято решение разделить его: на музей этнографии и художественного промысла и Фонд имени Драгоманова. Он по сути тоже музей, но со своей картинной галереей, со своими фондами и отделом рукописей, с библиотекой редкой книги.

– Почему вы перешли из музея в Фонд?

– Когда произошел раздел, одни ушли добровольно в Фонд, других "ушли" по желанию администрации.

– А вы?

– Я добровольно. Поскольку я еще и преподаю в институте декоративного и прикладного искусства, специфика моей работы ближе к специфике Фонда.

– Гилевский участвовал в этих кадровых перестановках?

– Надо полагать, с ним, как с мастодонтом, советовались. Самое смешное, что при всех сменявшихся директорах музея в сущности директором всегда являлся он, он умел подмять под себя всех.

– А были ли люди недовольные, что их перевели из музея в Фонд?

– Немало. Но к нынешнему времени одни умерли за эти годы, другие ушли на пенсию, третьи смирились и хорошо обустроились, привыкли в Фонде.

– Какие у вас были взаимоотношения с Гилевским?

– И прежде, и теперь - никакие. "Здравствуйте, Модест Станиславович". В ответ - кивок. И каждый - в свою сторону.

– А вы бывали у него в отделе рукописных фондов и запасниках?

– За все время может быть три-четыре раза. А потом махнул рукой, понимая, что это зряшные мечты.

– А хотелось?

– Прежде да, теперь нет. Успокоился, обленился искать.

– Вы, я знаю, коллекционер, хобби так сказать?

– Не совсем хобби. Точнее - профессиональна страсть: обожаю старинную бронзу. Я и курс читаю "Эстетика бронзового литья, история и техника".

– Вы знакомы с Долматовой?

– Конечно. Работали вместе в музее. Она и сейчас там.

– Что вы можете сказать о ее взаимоотношениях с Гилевским?

– Очень нежные, - он усмехнулся.

– А разница в возрасте?

– Любовь... ее порывы, как заметил поэт, благотворны. В данном случае безусловно.

– Благотворны для кого?

– Для Людочки Долматовой. Сделала кандидатскую под патронажем Гилевского. Думаю, в убийцы она не подходит. Ради чего? Рубить сук, на котором сидишь, хоть этот сук уже и усыхает, гнется.

– А кто по-вашему подходит?

– Любой, кто имел долгое время дело с Гилевским.

– А вы?

Он засмеялся.

– А у меня алиби. В день и час убийства я был на выставке старинной мебели в историческом музее. Вместе с коллегой Алексеем Ильичом Чаусовым.

– Откуда вы знаете день и час?

– Слух в наших замкнутых кругах расходится быстро.

– Значит, Чаусов может подтвердить, что вы вместе были на выставке в это время и в этот день? Никого из знакомых там не встречали?

– Надеюсь, подтвердит. А знакомых - не встретили никого.

– Что ж, мы мило побеседовали. На сегодня хватит, - сухо сказала Кира.

– А что, еще может быть продолжение?
– усмехнулся Жадан.

– Все еще может быть...

Когда он ушел, Кира перевела дух, почувствовав, что устала от разговора с Жаданом. Не понравился он ей наигранной легкостью, желанием, как ей показалось, произвести впечатление. Только не могла понять, какое. Она посмотрела на часы, было около часа. Кира решила сходить в кафе рядом с прокуратурой, перекусить и немного отдохнуть.

Кафе было небольшое, все столики заняты - обеденное время. У окна увидела столик, за которым сидели три девушки в одинаковых синих халатиках, видимо, продавщицы из ближайшего магазина. Одно место у них было свободным. Они о чем-то весело разговаривали.

– Разрешите?
– подошла Кира.
– У вас не занято?

– Нет, садитесь.

Она взяла себе сосиски с гарниром и чашку кофе. Ела медленно, погруженная в свои размышления. "Почему, - думала Кира, - Долматова так упорно избегала назвать кого-то, кого подозревала в убийстве Гилевского? Ведь не могла не знать о взаимоотношениях Гилевского с разными людьми. Не мог не существовать человек, на которого Долматова про себя не указывала бы перстом: "Он". Может быть потому, что таких было много, она не осмелилась перечислить их, чтобы не дать таким образом понять Кире, что Гилевский был далеко не ангелом: кто-то его не любил, кто-то даже ненавидел? И их, этих "кто-то" было множество: и нынешних сотрудников музея, и тех, кто уволился, и тех, кто перешел не по своей воле в Фонд имени Драгоманова..."