Шрифт:
– Я, может, полежать хочу. Чего ты ко мне пристаёшь?
– Нашёл место лежать! Зачем тебе лежать?
– Устал. Отдохнуть хочу.
– От чего тебе отдыхать? Ты же до верха не добрался.
– Полежать, что ли, нельзя, минут десять или пятнадцать.
– Десять или пятнадцать? Это же целая вечность. Ты простудишься насмерть за это время. Я за тебя отвечаю. Ты простудиться хочешь, заболеть?
– Что ты ко мне пристал?
– Невежливо со мной разговариваешь.
– А я злой!
– Ну тогда ладно...
– Дай полежать...
– Полежи одну минуту. Ты, пока лежишь, отдыхай не как дурак, а соберись с силами, сосредоточься. И сразу давай сюда.
– Опять ты со своим "давай, давай"!
– Ты ругаешься, силы зря расходуешь. Ты молча лежи и с силами собирайся.
– Если бы мне зачем-нибудь надо было, я бы собрался. А просто так мне не хочется.
– Ну знаешь, - говорит отец, - всякое дело сам себе выбираешь и сам решаешь, нужно оно тебе или нет. Всякое дело без тебя обойдётся, а ты без дела вряд ли. На гору, между прочим, влезают вполне добровольно. Не хочешь - не надо. Сиди внизу.
– Добровольно, - говорю, - я могу. Это слово мне нравится.
Встаю и лезу выше.
Он с удовольствием мимо пронёсся и уже опять меня догоняет.
– Прекрасно! Отлично! Молодец!
– орёт.
– Опередить меня можешь?
– Могу. Думаешь, ты один на гору залезть можешь?
Немного уже осталось, но зато самое крутое место.
Я опять падаю, но сразу же встаю, пока он "давай, давай" снова не заладил.
Отец влез наверх и палку мне протягивает, чтобы я за неё ухватился. И вот стоим с ним рядом наверху. И молчим. Ничего не скажешь: гору одолели.
– Какой вид!
– говорит папа.
– Хороший вид, - говорю.
– Да что ты говоришь без всякого вдохновения? Никакого почтения к высоте. Замечаешь, как много видно с высоты, горизонт раздвинулся, панорама перед взором... Чувствуешь, что такое высота?
– Да что я должен делать, в конце концов?
– говорю.
– Как что? Покатили теперь вниз с горы.
– Вот ещё выдумал!
– Неужели ты собираешься на этой макушке торчать?
Он оттолкнулся и - вниз. Вот упадёт сейчас с размаху, не будет ко мне тогда приставать.
На небе как раз солнце выглянуло, и снег на склоне заблестел. Отец был уже внизу, на самой середине озера. Он махал мне палками и радовался, что не упал, хотя мне этого и хотелось. Он манил меня к себе, а я не мог стронуться с места. Я будто прирос к этой горе и боялся пошевелиться. Если пошевелюсь, сразу упаду. Хватит с меня этих падений. Легко, что ли, без конца падать. Я думал, поход - это просто ходишь себе и всё. А потом обратно домой приходишь и всем говоришь, что в походе побывал.
Ишь распрыгался, как маленький. Ещё меня вниз сманивает. Ничего не выйдет. Никуда я отсюда не пойду. Если бы ещё лыж не было, я бы пешком как-нибудь с этой ужасной горы спустился, пока светло.
Вечно что-нибудь человеку мешает. Например, сейчас мне лыжи мешают!
– Эх, хорошо!
– кричит мой папа и уже снова "ёлочкой" наверх ко мне подбирается. Он, наверно, приехал сюда показать мне, как он здорово на лыжах катается.
– Ничего хорошего не вижу, - говорю.
– Сейчас увидишь, - говорит.
– Ничего не вижу, ничего не хочу, не подходи ко мне, слышишь?
– Слышу, слышу... Сейчас я тебе покажу.
– Не надо мне ничего показывать. Отстань от меня. Так и знал, что ты будешь воспитывать меня собственным примером.
– Ни за что на свете я теперь от тебя не отстану, - говорит он и лезет вверх.
Хоть бы он споткнулся. Хоть бы я куда-нибудь испарился от этих проклятых лыж. А лыжи бы ему оставил: пусть сразу на двух парах катается. Вдвое больше радоваться будет.
– Почему, - спрашиваю, - ты от меня отстать не хочешь?
– Вот ты на вершину такой горы залез, ведь это подумать только, как здорово. С таким человеком, как ты, я бы куда хочешь пошёл и был бы уверен, что ты меня не подведёшь.
– Знаю, знаю, куда бы ты со мной пошёл: в горы бы пошёл, а не "куда хочешь".
– Ну правильно, - говорит отец.
– Нет, неправильно, - говорю.
– А что ты имеешь в виду?
– спрашивает.
– Зачем в горы-то ходить? Да меня тащить? Если все будут на горы лазать, смешно...