Татьяна. Все это... сказки... Я, впрочем, допускаю... быть может, вы ты, Нил, Шишкин - и все похожие на вас... быть может, вы, действительно, способны жить мечтами... Я - не могу.

Цветаева. Нет, подожди... Ведь не одни мечты...

Татьяна. Мне ничто, никогда не казалось достоверным... кроме того разве, что вот это - я, это - стена... Когда я говорю - да или - нет... я это говорю не по убеждению... а как-то так... я просто отвечаю, и - только. Право! Иногда скажешь - нет! и тотчас же подумаешь про себя - разве? а может быть, - да?

Цветаева. Тебе нравится это... Присмотриська к себе, - не находишь ли ты что-то приятное для себя в таком... раздвоении души? А может быть, - ты боишься верить... ведь вера - обязывает...

Татьяна. Не знаю... не знаю. Заставь меня поверить. Ведь вот - других вы заставляете верить вам...

(Тихо смеется.) А мне жалко людей, которые верят вам... ведь вы их обманываете! Ведь жизнь всегда была такая, как теперь... мутная, тесная... и всегда будет такая!

Цветаева (улыбаясь). Разве? А может быть, - нет?

Поля (как бы про себя). Нет!

Татьяна. Ты что сказала?

Поля. Я говорю - не будет!

Цветаева. Молодец, тихая птичка коноплянка!

Татьяна. Вот одна из несчастных... верующих. А спроси ты ее, - почему нет? Почему изменится жизнь? Спроси...

Поля (тихо подходя поближе). Ведь, видите, какое дело, - не все еще люди живут! Очень мало людей жизнью пользуются... множеству их жить-то и некогда совсем... они только работают, куска хлеба ради... а вот, когда и они...

Шишкин (входит быстро). Добрый вечер! (Поле.) Здравствуйте, русоволосая дочь короля Дункана.

Поля. Что? Какого короля?

Шишкин. Ага-а! Поймал! Вижу теперь, что Гейне-то вы не читали, хотя книжка у вас находится более двух недель. Здравствуйте, Татьяна Васильевна!

Татьяна (протягивая руку). Ей теперь не до книг... Она выходит замуж...

Шишкин. Но-о? За кого это? а?

Цветаева. За Нила...

Шишкин. А-а! В этом случае - еще могу поздравить... Но, вообще говоря, это не умная штука - жениться, выходить замуж и прочее в этом духе... Брак при современных условиях...

Татьяна. Ой, нет, не надо! Избавьте! Вы уже не однажды высказывались по этому поводу...

Шишкин. Когда так, - молчу! Кстати - мне и некогда. (Цветаевой.) Вы идете со мной? Прекрасно! Петра - нет?

Поля. Он наверху...

Шишкин. Мм... Нет, не пойду к нему! Я попрошу вас, Татьяна Васильевна... или вас, Поля... скажите ему, что я... опять того, знаете... то есть, что урок у Прохорова - свободен...

Цветаева. Опять? Ну, не везет вам!

Татьяна. Вы поругались?

Шишкин. Собственно говоря... не очень! Я - сдержанно...

Цветаева. Но - из-за чего? Ведь вы же сами хвалили Прохорова?..

Шишкин. Увы! Хвалил... черт побери! И, в сущности, он... порядочнее многих... неглуп... немножко вот - хвастун... болтлив и вообще (неожиданно и горячо) - порядочная скотина!

Татьяна. Едва ли теперь Петр станет доставать вам уроки...

Шишкин. Н-да, пожалуй, рассердится он...

Цветаева. Да что у вас вышло с Прохоровым?

Шишкин. Представьте себе, он - антисемит!

Татьяна. А вам какое дело до этого?

Шишкин. Ну, знаете... неприлично это! Недостойно интеллигентного человека! И вообще он - буржуй! Хотя бы такая история: его горничная ходила в воскресную школу. Чудесно! Он же сам прескучно доказывал мне пользу воскресных школ... о чем я его совсем не умолял! Он даже хвастался, что я-де один из инициаторов устройства школы. И вот недавно, в воскресенье, приходит он домой и - ужас! Дверь отворяет не горничная, а нянька! Где Саша? В школе. Ага! И - запретил горничной посещать школу! Это как назвать, по-вашему?

(Татьяна пожимает плечами молча.)

Цветаева. А такой он говорун...

Шишкин. Вообще говоря, Петр, точно на смех, достает мне уроки всё у каких-то шарлатанов.

Татьяна (сухо). Помнится, вы очень хвалили казначея...

Шишкин. Да... конечно... старикашка милый Но - нумизмат! Сует мне под нос разные медяшки и говорит о цезарях, диадохах и разных там фараонах с колесницами. Одолел, - сил моих нет! Ну, я ему и говори: "Послушайте, Викентий Васильевич! А по-моему, все это - ерунда! Любой булыжник древнее ваших медяков!" Он - обиделся. "Что же, говорит, я пятнадцать лет жизни на ерунду убил?" Я же - ответил утвердительно. При расчете он полтину мне не додал... очевидно, оставил ее для пополнения коллекции. Но это - пустяки... а вот с Прохоровым я... н-да... (Уныло.) Скверный у меня характер! (Торопливо.) Слушайте, Марья Никитишна, идемте, пора!