– Да, он пьет,- подтвердил Малинин.

Варвара Васильевна нахмурила брови и молча прошлась по комнате.

– Странное время, странные люди!
– задумчиво проговорил Малинин, глядя в окно. В саду тихо вздрагивала листва сирени, а на вершины старых лип и одинокого клена уже лег золотисто-красноватый отблеск заката.

– Мне как-то не жалко Владимира Ильича!
– заговорила Варвара Васильевна.- Пьет? Ну, что же? И Кирмалов пьет...

– Ах, этот другое дело!
– воскликнула Татьяна Николаевна.- Он совсем особенный... к нему даже идет, когда он выпивши... Он такой... пылающий...

Малинин оглянулся на женщин и засмеялся,

– Что вы смеетесь, Павел Иванович?
– спросила Любимова.- Вино губит Кирмалова... да! Но он живет жизнью, которой... можно завидовать! Вы знаете, как его любят все эти его товарищи - певчие, рабочие, босяки? Он им поет, читает, нагоняет на них тоску, как он говорит... Они зовут его Егорий Головня, слушают его, тоскуют с ним, и когда, под его влиянием, их души возбуждаются,- приходит Филипп Николаевич...

– И приносит с собой универсальную микстуру для лечения всех болезней духа - курс политической экономии,- сказал Малинин.

Варвара Васильевна серьезно взглянула на него и продолжала:

– И придает возбуждению этих людей целесообразность, методически развивает их самосознание...

– Не говорите больше, Варвара Васильевна!
– воскликнул .- Мне делается больно, когда я слышу такие речи из ваших уст. Вы, такая красивая, такая...

– Павел Иванович!
– укоризненно сказала Любимова.

– Хорошо, я молчу... Я знаю, что, говоря о Кирмалове, вы думаете: "Но есть люди, которые не пьют, никого и ничему не учат, а все только спрашивают - зачем?" Да, такие люди есть. И, может быть, они действительно чужие жизни люди... никому не нужные... слабые... но - в них нет жестокости верующих.

Лицо Малинина дрогнуло и побледнело. Он торопливо, молча простился и вышел из комнаты. Варвара Васильевна ничего не сказала ему. Но Ляхова тотчас же воскликнула;

– Ой, Варя! Ты уж очень строго... Разве можно так?

– Татьяночка! Вы же сами предлагали ему подарить револьвер. И это вы назвали его чужим...

– Да неужели? Да, да! Ах, старая дура... Какая грубость...

Старушка заволновалась и, виноватыми глазами глядя на Любимову, стала спрашивать ее:

– Как же быть, Варя! Извиниться пред ним... Ах, господи...

Варвара Васильевна, сложив руки на груди, задумчиво ходила по комнате и молчала, нахмурив брови.

– Варя?

– Я знаю Павла Ивановича вот уже четыре года... Всё это время я всеми силами старалась рассеять его унылое настроение... но не только не успела в этом, а вышло еще хуже... Он влюбился в меня... И эта теплая, бессильная любовь меня... обидела... Да, обидела. Для каждой женщины любовь без радости обидна... А он однажды сказал, что любовь к женщине - печальная обязанность мужчины... и в подтверждение этих слов начал мне толковать Шопенгауэра... Я не думаю, что есть женщина, которую не оскорбила бы любовь по рецепту философа... Не скрою... Павел Иванович нравился мне сначала... И если бы я *

– ----------------* На этих словах машинопись обрывается.