Цыганов. С вами, моя дорогая, приятно и страшно, как над пропастью:

Надежда. Как вы много пьете!

Катя. Вы помирились?

Черкун. Не говори ей, Анна. Пускай она умрет от любопытства:

Катя. Да ведь я вижу... Эх, кабы вы были моим мужем... я бы вас - вот как держала! (Крепко сжимает кулак.)

Черкун. Ну, не пугайте меня...

Анна. Милая ты моя...

(За деревьями является Монахов.)

Цыганов. Как злит меня, что вы неуязвимы для яда, который я хотел бы вам привить... Как это жаль!..

Анна (быстро). Пойдем отсюда, Катя... (Ведет ев за руку.)

Катя. Только не в комнаты! В беседку...

Черкун (усмехаясь, идет к дому). Ты слишком откровенно ведешь свои дела, Сергей...

Цыганов. Мир может восхищаться ими, если хочет...

Надежда (задумчиво). Жорж... милое имя! Маврикий, ты чего там?

Монахов (является, кивая головой на стол). А вот... сюда!

Надежда. Как нехорошо это - вертеться на глазах...

Монахов (кротко). Ты чего ворчишь? Опять живот болит? Или мозоль?

Надежда (Цыганову). Вы понимаете: это он нарочно грубости и гадости говорит, чтобы отвратить от меня мужчин...

Цыганов. Да? Прием... любопытный...

Надежда (искренно и просто). Ах, если бы вы знали, какой это противный человек! То он говорит, что у меня изо рта пахнет...

Монахов (тревожно). Ну что ты, Надя? Кому же я говорил?..

Надежда (идет к нему). Напомнить? Я напомню...

Монахов (отступает). Ну вот, Надя... что такое? Я пошутил...

(Они скрываются в деревьях. Цыганов устало садится в кресло, лицо у него тоскливое. К столу подходят Дробязгин и Гриша.)

Дробязгин. Сергей Николаевич! Позвольте вас спросить, что такое тайные пороки?

Цыганов. Я вам не скажу этого, мой друг... предпочитаю видеть вас явно порочным... Это значительнее и красивее...

Дробязгин. А добродетели тайные бывают?

Цыганов. Они, должно быть, всегда таковы... я не видал явных добродетелей...

Гриша. А как оно называется... это зеленое, густое... которое первый-то раз вы мне поднесли... помните?

Цыганов. Шартрез, юноша...

(Гриша повторяет вполголоса и улыбается. В саду Матвей зажигает фонарики.)

Дробязгин. А кто, Сергей Николаевич, мудрейший из мудрецов?

Цыганов. По этому поводу в истории философии рассказано следующее: было три мудреца; первый доказывал, что мир есть мысль, другой утверждал противное: я, право, не помню, что именно. Но я наверное знаю, что третий соблазнил жену первого, украл у второго рукопись, напечатал ее как свою и его увенчали лаврами...

Гриша (с восторгом). Ловко!

Дробязгин (неуверенно). Н-да... действительно... подкузьмил!

Цыганов. И объегорил, прибавьте... А теперь давайте выпьем, и да здравствует юность! Поздно понимает человек, как это прекрасно - быть юношей!

(Лидия стоит с цветком в руках и брезгливо смотрит, как мужчины пьют.)

Дробязгин (задумчиво). Я полагаю, Сергей Николаевич, так, что воровство - всегда будет?

Цыганов. Непременно, мой друг... По крайней мере до той поры, пока кто-нибудь не украдет всё... понимаете - всё! Тогда красть будет нечего, и поневоле все люди станут честными...

Гриша (хохочет). Голыми все будут... А вот Емелька Пугачев хотел всё-то украсть, так его живьем сварили... растопили котел серебра да башкой его туда... издох! (Хохочет.)

Лидия. Дядя Серж!

Цыганов. Что вы мне прикажете, дорогая моя?

(Дробязгин и Гриша почтительно сторонятся и уходят.)

Лидия. Зачем это вы их... так?

Цыганов. Приятно, знаете, немножко развратить этих двух поросят... может быть, порок сделает их более похожими на людей... а?

Лидия. Серж Цыганов, гурман и лев, еще недавно законодатель мод напивается... с кем?

Цыганов. И влюблен в жену акцизного надзирателя... Да, земля вертится скверно, что-то испортилось в гармонии вселенной...

Лидия. В самом деле - что с вами?

Цыганов (негромко). Какая это женщина... черт возьми!

Лидия. Вы дурите?

Цыганов. Нет...

Богаевская (кричит). Сергей Николаевич!

Цыганов. Иду. Знаете, моя дорогая... я, может быть, предложу ей вступить со мной в законный брак... Мне уже пора в брак, как острят приказчики... Идете?

Лидия. Нет... Тяжело смотреть на вас, господа... уехать хочется отсюда...

Цыганов. Потому что кто-то неожиданно приехал?