Медея? Та же самая параллель. Есть заболевания, при которых переливания крови необходимы. То, что Медея пила кровь, было нужно ей лишь для удовлетворения своей жажды страсти. Но питательная нервная энергия такая же реальность, как и лейкоциты, и хоть она была ведьмой, ей не требовалась магия, чтобы удовлетворять свои нужды.

С Эдейри я не был так уверен. Какие-то смутные воспоминания клочками тумана клубились в моем мозгу. Когда-то я знал, кем она была, какие ужасные леденящие силы были спрятаны в темноте ее капюшона. И это тоже не было магией. Хрустальная Маска предохранит меня от Эдейри, но большего я пока не знал.

Даже Ллур — даже Ллур!

Он не был богом — это я хорошо знал. Но чем он был, я пока еще не мог догадаться. Рано или поздно я собирался выяснить это, и Меч под названием Ллур, который был необычным мечом, должен был помочь мне в этом.

А тем временем мне предстояло играть свою роль. Даже после утверждения Фрейдис я не имел права давать повстанцам ни малейшего повода для сомнений. Я уже сказал им, что яд Медеи сделал меня слабым и потрясенным. Это могло помочь объяснить им те небольшие ошибки, которые я еще сделаю. Любопытно, что Ллорин без колебаний принял меня после слов Фрейдис, в то время как в поведении Арле я заметил слабое, почти неуловимое сопротивление. Я не думал, что она догадывается, в чем дело. А если и так, то она явно не хотела признаваться в этом, даже самой себе.

И я не мог допустить, чтобы это подозрение росло.

Сейчас в долине кипела лихорадочная деятельность. Многое произошло с тех пор, как я пришел сюда на заре. Я испытал достаточно и физической, и эмоциональной нагрузки, чтобы обычный человек свалился на неделю, но Ганелон только еще начал свою битву... За то, что наш план нападения был составлен так быстро, надо благодарить Эдварда Бонда, и в какой-то степени я был рад, что не пришлось выяснять личных отношений с Арле и Ллорином.

Это и помогло скрыть мое невежество во многих вещах, которые должен был знать Эдвард Бонд. Много раз мне приходилось добывать сведения хитростью, много раз я ссылался на то, что плохо помню какие-то детали из-за яда Медеи. Но к тому времени, как наш план был полностью разработан, мне показалось, что даже Арле стала относиться ко мне менее подозрительно.

Я знал, что мне придется сделать так, чтобы эти подозрения полностью исчезли.

Мы встали из-за большого стола, на котором была расстелена карта. Все мы устали. Я увидел, как Ллорин ухмыльнулся мне своими губами, пересеченными шрамом. Он думал, что улыбается человеку, с которым они были близкими друзьями — и я заставил лицо Эдварда Бонда тоже улыбнуться в ответ.

— На сей раз у нас все получится, — уверенно заявил я. — Мы обязательно выиграем!

Улыбка его внезапно превратилась в гримасу, а в глазах зажегся странный свет.

— Помни, — прорычал он. — Матолч — мой!

Я вновь поглядел на карту на столе, очень искусно вычерченную Эдвардом Бондом.

Темно-зеленые холмы с их странным полуживым лесом, каждый ручеек заклеен белым пластиком, каждая дорога — отмечена. Я положил руку на небольшой макет башен, который изображал Замок Совета в миниатюре. Из него выходила дорога, по которой я ехал прошлой ночью, рядом с Медеей, в своем голубом костюме жертвы.

А вот здесь лежала долина, и в ней — башня без окон — Кэр Сайкир бывшая местом нашего назначения.

На мгновение я вновь очутился на этой дороге, в темноте, при свете звезд, а рядом со мной ехала Медея в алом плаще, с белым лицом, черно-красными губами и сияющими глазами. Я вспомнил чувство этого свирепого, льнущего ко мне тела, когда я держал его в объятиях прошлой ночью, так же, как много раз до этого. В мозгу моем все время вставал один и тот же вопрос.

«Медея, Медея, рыжая ведьма Колхиса, зачем ты предала меня!» Я с силой ударил ладонью по пластиковым башням Замка, превращая их в пыль под моей рукой. Я свирепо улыбнулся тем обломкам, которые получились из модели Эдварда Бонда.

— Нам больше это не понадобится! — Процедил я сквозь зубы.

Ллорин засмеялся.

— Восстанавливать не придется. Завтра Замок Совета будет разрушен.

Я стряхнул порошок пластика с руки и посмотрел на Арле. Она храбро взглянула на меня. Я улыбнулся.

— Мы так и не побыли вместе, — сказал я, стараясь говорить нежным голосом. — Мне надо будет выспаться, если придется уйти сегодня ночью, но у нас есть время пройтись, если ты не возражаешь.

Храбрые зеленые глаза неотрывно смотрели на меня. Затем она кивнула и, не улыбнувшись, обошла стол, протягивая мне руку. Я взял ее, и мы спустились по ступенькам к выходу из пещеры и вышли к долине, не разговаривая. Я предоставил ей выбирать путь, и мы в молчании пошли по долине, а ручеек, журча, бежал рядом с нами.

Арле шла легким шагом, ее пушистые волосы летели за ней туманным облаком. Я подумал, не намеренно ли она держала свою руку на вложенном в кобуру оружии?

Мне трудно было все время думать о ней, тем более, что мне было все равно, признала она во мне Эдварда Бонда, или нет. Лицо Медеи во всей его красоте и зле плыло передо мной по всей долине, лицо, которое не смог бы забыть ни один человек, взглянув на него хоть раз. На мгновение я разозлился, вспоминая, что Эдвард Бонд в моем теле отвечал прошлой ночью на поцелуй, который она предназначала Ганелону.