Шрифт:
Музыкальный файл окончился, униплейер умолк, и Стасия снова взялась за пультик.
– Поставить что-нибудь еще?
– спросила она.
– Я бы предпочел с этим повременить. Теперь любая другая музыка только испортит впечатление, - рассудил Кин.
– Вы правы, - согласилась она.
– Тогда налейте еще вина.
– Ах да, извините, - спохватился Кин и, удобства ради придвинув свое кресло ближе к тахте, наполнил бокалы.
Он никак не мог разобраться в себе, понять, почему его так будоражит эта женщина, отчего ему не дает покоя странная смесь пронзительного влечения с болезненной ревностью и чуть ли не отвращением, как будто ее пухлые губы покрыло несмываемой коркой засохшее семя другого мужчины.
Раскинувшаяся на груде вышитых подушек Стасия влажно улыбнулась, принимая из его рук бокал.
– Итак, за что мы будем пить?
– Я бы предложил традиционный офицерский тост: за прекрасных дам, - не найдя ничего лучшего, Кин решил отделаться дежурной пошлостью.
– Очень хорошо, - промурлыкала она и, отпив крохотный глоток, потянулась за очередной конфетой.
Словно бы ненароком в глубоком вырезе ее просторного халата мелькнула наливная белизна грудей, и у Кина перехватило дыхание. Он залпом осушил свой бокал, даже не почувствовав букет вина.
– Берите, они очень вкусные, - посоветовала ему Стасия, указывая оттопыренным мизинчиком на коробку с шоколадным ассорти.
– Благодарю, но к сластям я довольно равнодушен.
– А я ужасная сладкоежка, - призналась она, прожевав конфету.
– Хотя случилось так, что целых три года мне пришлось обходиться без сладкого. И ни капли вина, можете себе представить?
– Кажется, я понимаю. Вы, наверно, приняли какой-то строгий обет.
– Да, вы угадали. Случилось так, что я ушла в монастырь. А Харашну запрещает стремящимся к праведности мирские наслаждения.
– Вот как, вы были монахиней?
– изобразил удивление Кин.
– Меня удостоили посвящения девятой ступени. Хотите взглянуть на главу нашей церкви?
– Было бы интересно.
Стасия взяла валявшийся на покрывале пульт униплейера и переключила головизор. На месте бессмысленно и однообразно пляшущего Харашну, который успел изрядно поднадоесть Кину, в увитой цветами рамке появилось смуглое лицо пожилого мужчины с необычайно живыми и яркими карими глазами. Его гладко выбритую голову украшал тонкий золотой обруч.
– Он имеет посвящение первой ступени, то есть является глазами и устами Харашну в безотрадном бренном мире, - сказала она.
– Говоря другими словами, он реальное воплощение бога. При посвящении его нарекли Джандар, а его сакрального имени не знает никто.
Про себя Кин усмехнулся. Он случайно знал отнюдь не сакральный псевдоним Джандара, в списках агентов тайной полиции наставник харашнуитов на Ирлее числился под кличкой Карий. Воплощенный бог умудрялся тянуть деньги не только из научного отдела под видом совершенствования методик манипулирования психикой, но и получал финансовую поддержку из молодежного отдела, поскольку проповедовал решительный отказ от какого бы то ни было участия в политической жизни.
– Это человек невероятной духовной мощи, - продолжала Стасия, любуясь голограммой.
– Он был совершенно падшим юношей, погрязшим в мирских удовольствиях, он блудил напропалую, пил и даже пробовал наркотики. Однажды вместе с развеселой компанией друзей он отправился кататься по Шамсинте на электроллерах. Завидев храм Харашну, он оставил свой электроллер у входа и вошел внутрь просто из любопытства. Стоило ему узреть лик бога, на него снизошли дары благодати, он упал пред алтарем, покаялся в прежних грехах и вскоре принял первоначальное посвящение. Ныне он глава нашей церкви на Ирлее.
– Судьба достаточно неординарная, - признал Кин.
– Портрет несовершенен, надо видеть его воочию. Из его глаз исходит белое сияние, я никогда не видела ничего подобного.
В ее голосе сквозили необычайно трепетные нотки, и, уловив их, Кин сразу заподозрил, что тут не обошлось без романтической влюбленности.
– Мне трудно вообразить, что такая обворожительная женщина, как вы, заточила себя в монастыре, - произнес он.
– Если не секрет, почему вы его покинули?
– Я оказалась недостойной, - безмятежно молвила она, крохотными глоточками смакуя вино из бокала.
– Однако я благодарна судьбе за этот опыт. Значит, так решил всеведущий Харашну.
Расплывчатый ответ подразумевал, что дальнейшие расспросы окажутся бестактными. Скорее всего случай совершенно рядовой: монахиня, влюбившаяся без памяти в главу секты, подверглась изгнанию из монастыря. Все-таки надо будет на досуге заглянуть в ее досье, подумал Кин.
– Вам налить еще?
– спросил он, взявшись за бутылку.
– Наливайте себе, а мне пока достаточно.
Плеснув в свой бокал вина, Кин покуда не стал к нему притрагиваться. По его мышцам уже растекся легкий звенящий хмель, и сгущать его не хотелось.