Сохраняя из вежливости мину внимательного слушателя, Кин немножко скис, поскольку разговор вышел далеко за пределы его понимания.

– Всего-то и требовалось, что сломать стереотипы устаревшей парадигмы, продолжал ученый.
– Я взял . на себя смелость заявить, что генетическая информация хранится вне организма, поскольку в генах она просто не умещается. С точки зрения ортодоксов-материалистов, это полная дичь и ересь. Однако я строго логически доказал, что в совокупности азотистые основания нуклеотидов представляют собой не чертеж организма, а просто штамповочные формы для последующей трансляции через РНК на рибосомах. Иначе совершенно не объяснить тот факт, что одной и той же аминокислоте могут соответствовать разные кодоны.

Это понятно?

– Более-менее, - нагло соврал Кин.

– Хорошо, едем дальше. В упомянутой статье я принял в качестве рабочей гипотезы, что хорошо известные нам шестьдесят четыре кодона представляют собой некие пароли доступа к собственно информации об онтогенезе и филогенезе. Той информации, которая и направляет развитие эмбриона в требуемое русло. А содержится она вне физического мира, в некой области, которую иные называют господом богом.
– Харагва скептически покривился.
– Я предпочитаю называть это метаинформационным континуумом. Но суть не в терминологии. Так вот, метаинформационный континуум лежит по ту сторону абсолютного вакуума, если можно так выразиться. И является причиной торсионных флуктуации вакуума, которые проявляются в виде элементарных частиц. На доступном нашему наблюдению уровне.

– Очень интересно, - пробормотал Кин, чувствуя себя распоследним тупицей.

– Понимаете, корень проблемы в том, как внести новую генетическую информацию в метаинформационный континуум.
– Харагва сделал паузу, подчеркивая важность сказанного.

– А разве вы этого не сделали, сконструировав фабров?

– Нет. Я рекомбинировал известные мне коды. Ну, проще говоря, собрал организм из готовых деталей, только и всего. А хочется большего. Очень хочется, Элий.

– Значит, вы бьетесь над тем, чтобы сделать чертеж и передать его...
– Кин неопределенно покрутил рукой.
– Туда?

– Примерно так. Оставить след на скрижалях, где записано устройство всего сущего.

– Головокружительно дерзкий замысел, - признал Кин, отпив глоток из стакана.

– А, вы понимаете, вижу...
– У Харагвы расширились зрачки так, что радужка совсем исчезла.
– Да, это опасно. Охренительно опасная затея, старина.

– Разумеется, - поддакнул Кин, сочувствующе глядя в совершенно безумные глаза ученого.

– Если лезешь в записную книжку бога, можешь схлопотать от него по рукам. Защита от дурака. Хрясь!
– Он врезал кулаком себе по колену.
– То дом сгорит, то кирпич на голову ни с того ни с сего упадет. Одного шпана пришибет, другого кондрашка хватит вроде как случайно. Но когда такое идет косяком, поневоле задумаешься. С этим уже нахлебались под завязку психотронщики и в Империи, и в Конфедерации. А теперь, кажется, настал черед нашего брата-биотехнолога.

Сразу Кин вспомнил историю с работниками секретного института прикладной нейрологии, приключившуюся в позапрошлом году. Пошла совершенно необъяснимая череда внезапных смертей и загадочных аварий, контрразведка забила тревогу. Долгим тщательным расследованием занимались лучшие кадры, однако совершенно безрезультатно, никаких следов деятельности неприятельских спецслужб не удалось обнаружить.

– Интересно, - сказал он.
– Рино, это же потрясающе интересно...

– Еще бы, - проворчал тот и зябко повел плечами.
– Веселенькое занятие сидеть и ждать, когда тебя накроет ответная волна. Оттуда.

– Есть какие-то признаки? Или это просто ваши предчувствия?

– Метаинформационный континуум активно резистентен, - пробормотал Харагва на своем тарабарском языке.
– Но когда и как скажется нарушение гомеостаза, невозможно предугадать. Сижу вот, жду, авось пронесет.

Откинувшись на спинку кресла, он порыскал глазами в поисках своего стакана, взял его со стола и жадно допил до дна.

– Вы сказали: "оттуда", - продолжал наобум допытываться Кин.
– То есть из абсолютного вакуума?

– Не из вакуума, я же объяснил, матрицы находятся за ним. Пока единственное путное, что удалось выжать оттуда, это эффект сверхдальней мгновенной связи. И вроде нормально работает, никому башку не оторвало.

– Это обнадеживает, - вставил Кин.

– Понимаете, там есть как бы две области, вдвинутые друг в друга: созидательная и разрушительная. С известным допущением их можно для полной ясности назвать богом и дьяволом. Любая информационная интервенция нарушает баланс, и спектр тонких результирующих гармоник неохватен. Какие-то из них могут проявиться сегодня и здесь, другие - через год на том конце Галактики.

– Насколько я понял, вы согрешили, так сказать, пытаясь потеснить бога и стать соавтором творения?

– Скорее вторгнуться в епархию дьявола, - криво улыбнулся Харагва, почесывая шрам.

– И вас не пугает, что сделки с дьяволом не доводят до добра?

– Я думаю, что риск - хорошая приправа к повседневности.

– Мне кажется, это хороший тост, - заявил Кин, поднимая стакан на уровень глаз.
– Выпьем за риск?

– Выпьем, -откликнулся Харагва, долил Кину вина почти до краев и плеснул себе.
– За настоящих мужчин. Потому что настоящий мужчина всегда рискует.