– В Чикаго?

– Может быть.

– Вы читаете статьи этого Брисбэйна? Жена всегда вырезает их и посылает мне.

– Читаю, конечно.

– Вы с ним не знакомы?

– Нет, но я знаю его в лицо.

– Хотел бы я с ним познакомиться. Он здорово пишет. Жена хоть по-английски не читает, но газету выписывает, как при мне, а передовицы и страничку спорта вырезает и посылает мне сюда.

– Как ваши малыши?

– Хорошо. Старшая девочка уже перешла в четвертый. А знаете, signer tenente, если б не дети, не быть бы мне вашим вестовым. Меня бы все время держали на передовых позициях.

– Я очень рад, что у вас есть дети.

– Я и сам рад. Девочки хорошие, но мне бы хотелось сына. Три девочки, и ни одного мальчика. Это уж значит - не везет.

– Ну, теперь полежите тихо, может быть, заснете.

– Нет, не засну. У меня весь сон пропал, signer tenente. Но вот вы-то не спите - это меня огорчает.

– Ничего, Джон, это пройдет.

– Такой молодой, и не спит по ночам.

– Все пройдет. Только не сразу.

– Надо, чтобы прошло. Так ведь жить нельзя, если совсем не спать. Может быть, вас тревожит что-нибудь? Что-нибудь у вас есть на душе?

– Да нет как будто.

– Жениться вам нужно, signor tenente. Тогда ничто вас не будет тревожить.

– Едва ли.

– Вам нужно жениться. Выбрали бы себе какую-нибудь хорошенькую итальяночку, с деньгами. За вас любая пойдет. Молодой, красивый, имеете отличия. Были ранены несколько раз.

– Я плохо говорю по-итальянски.

– Отлично говорите. И на кой тут черт говорить по-итальянски? Никаких разговоров и не требуется. Женитесь, и все тут.

– Я подумаю об этом.

– У вас ведь есть тут знакомые девушки?

– Есть, конечно.

– Вот и женитесь на той, у которой денег больше. Они здесь все так воспитаны, что любая будет вам хорошей женой.

– Я подумаю об этом.

– А вы не думайте, signor tenente. Вы действуйте.

– Ладно.

– Мужчине нужна жена. Вы об этом не пожалеете. Каждому мужчине нужна жена.

– Ладно, - сказал я.
– Теперь попробуем поспать немного.

– Ладно, signor tenente. Попробую. Только вы не забывайте, что я вам сказал.

– Не забуду, - сказал я.
– А теперь поспим немного, Джон.

– Ладно, - сказал он.
– Желаю вам заснуть.

Мне было слышно, как он, хрустя соломой, завернулся в свое одеяло. Потом он затих, и я услышал его ровное дыхание. Вскоре он захрапел. Я долго слушал, потом я перестал к нему прислушиваться и снова стал слушать, как едят шелковичные черви. Они ели не переставая, и все время что-то падало в листья. У меня появилось новое занятие; лежа в темноте с открытыми глазами, я стал думать обо всех девушках, которых я знал, и о том, какие бы из них вышли жены. Это было очень интересно и на время вытеснило рыбную ловлю и помешало молитвам. Но в конце концов я вернулся к рыбной ловле, так как оказалось, что реки я все могу припомнить, и в каждой всегда находилось что-то новое, тогда как девушки, после того как я подумал о них несколько раз, стали расплываться в моей памяти и в конце концов расплылись совсем и стали все на одно лицо, и я бросил думать о них. Но молитв я не бросил, и часто ночами я молился за Джона, и его разряд был отпущен с действительной службы до октябрьского наступления. Я был рад, что это так вышло, потому что он причинил бы мне немало забот. Несколько месяцев спустя он навестил меня в миланском госпитале и был очень огорчен, что я еще не женился, и, представляю, как бы он расстроился, узнав, что я до сих пор не женат. Он думал вернуться в Америку и не сомневался в пользе брака, и был уверен, что брак улаживает все.

1927