– Как же мы сможем? Ведь в одной Третьяковке да в Музее изобразительных искусств сколько ценностей!..

– А я и не прошу все. Что сможете. Вы священник, вот и займитесь церковными делами.

– Ну, если так...
– протянул Потапов. А мысли его работали уже с лихорадочной быстротой.

Откуда немцам знать о церковных ценностях? Взять их самому, а в одной только Николе на Песках - на многие тысячи. Покупатель всегда найдется.

– Вы задумались. Что, задание слишком сложно?

– Да, не легко. НКВД свирепствует. А люди... Сами знаете, люди деньги любят. Откуда они, деньги-то, у бедного священника?

– С этого и надо начинать. Деньги, оружие, ракетницы, ракеты получите сейчас же. Пойдемте со мной.

Гость встал. Потапов вслед за ним вышел на улицу, и они отправились к кладбищу. Отец Георгий подивился, как хорошо этот человек знает все аллейки и тропочки. На окраине города мертвых гость подошел к полуразвалившейся часовне, открыл дверь. В лицо пахнуло сыростью и плесенью.

– Здесь!

Незнакомец зажег карманный фонарь. Пошарил лучом. Тонкая полоска света пробежала по выбитым кирпичам и остановилась в углу, на куче камней.

– Помогите-ка мне, - гость отодвинул камни. Под ними были два чемодана.

Потапов с трудом поднял один. Чемодан оказался очень тяжелым.

– Пошли.

На этот раз тишина над кладбищем казалась Потапову зловещей. Кресты и могильные камни могли обернуться засадой.

– Ну что вы стоите!
– недовольно бросил гость.
– У меня мало времени, пошли!

– Погодите...

Тихо. Только слабый ветер чуть слышно перебирает листву деревьев над головой.

– Боитесь?
– Потапову показалось, что гость улыбнулся.

– Нет.

– Пошли!

Они шли быстро, не останавливаясь. Только войдя в калитку и поставив на землю оттянувший руку чемодан, Потапов облегченно вздохнул: пронесло.

– Теперь слушайте меня внимательно...

Незнакомец не успел кончить фразы. Где-то совсем рядом пронзительно взвыла сирена. Ей откликнулись паровозы на Белорусском. Тревога! Город к ним уже привык. Почти каждый вечер репродукторы на минуту замолкали, а потом бросали в настороженную тишину: "Граждане, воздушная тревога!" Но через некоторое время по радио давали отбой, и люди спокойно расходились по домам. Тревоги в Москве стали такой же обыденностью, как стекла, крест-накрест заклеенные бумагой, маскировочные шторы на окнах, неосвещенные трамваи и троллейбусы по вечерам.

Но на этот раз все было иначе. На небе сошлись белые лучи прожектора. И вдруг где-то совсем рядом ударил, захлебываясь, пулемет.

– Налет!
– гость схватил Потапова за руку.
– Скорее!

Он рванул замок чемодана. Наконец крышка открылась и, отец Георгий увидел длинные, похожие на патроны к охотничьему ружью, гильзы. Поверх них лежали большие черные пистолеты.

– Берите один. Пользоваться ракетницей умеете? Прячьте чемоданы! Пошли!

Они бежали через кусты, по могилам. Сучья били их по лицу, под ногами путалась трава и цветы. Вдруг гость, ломая кустарник, тяжело рухнул на штакетник могильной ограды.

– О... ферфлюхте людер!
– выругался он сквозь зубы и сразу же вскочил на ноги.

Немец. Точно, немец.

Они остановились у забора кладбища.

– Где железная дорога?
– хрипло спросил гость.

– Вон там, - Потапов протянул руку.

Гость переломил ракетницу, вставил патрон и выстрелил в указанную сторону.

Ракета рассыпала зеленый огонь почти над самым Белорусским вокзалом...

ДАНИЛОВ И КОСТРОВ

Данилов ушел к начальнику, а Мишка разыскал в полумраке жесткий деревянный диван. Ох как хорошо он был знаком Кострову! Каждый раз, когда его приводили в МУР, он ожидал допроса на этом диване.

Синие лампочки почти не освещали коридора. Изредка мимо Мишки проходили сотрудники управления. Лица их он не различал, а они просто не видели его. До Кострова доносились обрывки разговоров. И разговоры эти были деловиты и тревожны. В этом коридоре только он один оказался лишним и чужим для этих невероятно загруженных людей.

Утром этого дня, придя на Петровку, он еще толком не знал, о чем будет говорить с Даниловым. Когда ночью к нему пришел Лебедев и, цыкая после каждого слова больным зубом, подмигивая и усмехаясь, передал Мишке приказ Резаного, Кострова охватил ужас. Нет, он сам не боялся Широкова, хотя знал, что шутить с этим человеком не рекомендуется. Он испугался за жену и дочь.

Полтора года назад Мишка вернулся из тюрьмы и, не заходя домой, поехал к Данилову.

– А, это ты, Костров, - сказал Иван Александрович так, будто не было долгих двух лет после их последней встречи.
– Ну заходи, заходи. Давно в Москве?

– Только с поезда.

– И, значит, сразу ко мне.

– Значит, сразу к вам.

– Просто так или дело какое есть?

– Есть у меня дело, - сказал Мишка, - есть. Специальность в лагере получил. Знатную специальность - дизелиста. Поэтому желаю дальше работать именно по этой специальности, а не по какой-нибудь другой.