— Пока не ведаю, но ситуация от этого не меняется. В отделение звонил генерал Кравцов из МВД. Орал на начальника, требовал аннулировать твою прописку. Но ему зачитали резолюцию первого замминистра, и он сразу же осел. Сказал, что был не в курсе, мол, ему поступил сигнал от общественности.

— Значит, началось?

— Началось. Сразу после звонка они послали своих бойцов. Откуда этой мрази знать, что ты закончил калининградское училище, воевал в Африке. Но ты понимаешь, что на этом не закончилось?

— Наступление, дядя Игорь, лучшая оборона.

— Правильно. Мы должны опередить их. Пока они проиграли нам два заезда. Но гонка продолжается. Я, пока ты расслаблялся, кое-что узнал о генерале Болдыреве. Скажу откровенно, сведения эти не улучшили моего настроения. Думаю, бригада его непосредственно выходит на самый верх МВД.

— Получается, они официальные разгонщики?

— Вроде того. Но у меня есть план.

— Расскажи.

— Чуть позже, когда все приготовлю. Ну а пока будешь ездить на работу на машине.

— Знаешь, дядя Игорь, если бы мне кто-нибудь сказал, в какое дерьмо мне придется окунуться, ни за что не поверил бы. Я в партию в армии вступил. Считал, что теперь смогу сделать много хорошего для страны. А что оказалось?

Игорь Дмитриевич посмотрел на племянника, достал из стола трубку, набил, щелкнул зажигалкой.

— Что я тебе могу сказать? В сорок третьем я закончил школу, пошел в училище. Через год меня ранили. За год войны стал старшим лейтенантом, получил два ордена Красного Знамени. Все говорили, редкое везение. В феврале сорок пятого, после ранения, меня из госпиталя отправили в МУР. В сорок пятом мне стукнуло двадцать, и я сразу же попал в самый уголовный замес Москвы. Ты думаешь, все, что происходит сегодня, возникло во времена Брежнева и его компании? Нет, мой дорогой. Это было всегда. Партия, из которой тебя исключили, давно уже разделилась на две неравные части. Большая — это все мы, рядовые коммунисты, не повязанные партийными догмами, как воровским законом. Знаешь, как говорят блатные? Вход в закон — рубль, выход — сто. Так и у нас: вступил в КПСС — слепо выполняй все указания вождей. А что бывает с теми, кто ослушается, ты испытал на своей шкуре.

— А кого же ты считаешь меньшей частью?

— Кого? Да таких, каким был ты четыре года назад.

— Не понял.

— А чего тут понимать! — Игорь Дмитриевич засмеялся. — Меньшая — это те, кто получает пайки, спецмедобслуживание, казенные машины под задницу. Ты же все это имел, племянник?

— Имел.

— Меньшая — это номенклатура. Она везде. В маленьком райцентре и в столице. Но психология у этих людей одна. Любыми средствами прорваться наверх. Чтобы кормушка была посытней. Знаешь, при Сталине была автомобильная иерархия.

— Как это? — удивился Юрий.

— Очень просто. Маленький начальник ездил на 401-м «Москвиче». Начальник покрупнее — на «Победе». Значительные персоны — на ЗИМе, а верхушка — на ЗИС-110. Ты понял, почему я это вспомнил?

— Откровенно говоря, нет.

— Нашему руководству было наплевать, как живут люди, главное — пересесть с одной машины на другую. Разве теперь что-нибудь изменилось? Нет, еще хуже стало. Ты считаешь себя героем Африки? Нет, дружок! Ты был обычным наемником, пушечным мясом. Своей кровью вы закладывали возможность номенклатуре — не стране — расширить свое влияние.

Сегодня наши ребята льют свою кровь в Афганистане. Ты вспомни, в каких шоколадных отношениях мы были с их королем. Но срочно решили построить там социализм. А кто решил? Баи вроде Рашидова? Из Афгана идут самолеты с гробами. Но разве только с убитыми? Наркотики оттуда гонят, часы «Ориент», дубленками набивают служебные борты. Золото и камни приходят в Москву в гробах. Кому нужна эта война? Мне? Тебе? Она нужна тем, кто сделал ее средством обогащения.

Ты что, думаешь, когда тебя арестовали, я сидел дома и курил трубку? Нет, милый мой, я дошел до кандидата в члены Политбюро Соломенцева, он переадресовал меня к секретарю ЦК КПСС Долгих, тот к Савинкину, Савинкин — к некоему Иванову, завсектором, курирующему правоохранительные органы. Он, к сожалению, застрелился недавно. Парень оказался честный, сам позвонил мне и сказал, что ничего сделать нельзя.

Позже, замгенпрокурора, добрый мой товарищ, приехал и сказал мне: «Не бегай, не хлопочи. Твой племянник выступил не против блатняков, которые банк взяли, а против сложившихся отношений власти и криминала».

Вот какие, брат, дела. Поэтому мы должны бороться с ними, точно зная, что наверху поддержки не найдем.

Майор Рудин разыскал полковника Баринова на даче в двадцать часов.

— Что у тебя, Сережа? — Голос начальника был праздно расслаблен.

И Рудин представил, как Баринов в одних трусах сидит на террасе, пьет чай с домашним печеньем и отдыхает от городской духоты.

— Товарищ полковник, ЧП.

— Что такое? — Голос Баринова стал служебно-твердым.

— ЗК покалечил наших.

— Не понял?

— Лейтенанту Сомову повредил правую руку, прапорщику Степанову ключицу, а старшему прапорщику Литвиненко нанес тяжкие телесные повреждения. Угнал нашу «шестерку» и сбросил ее в котлован.

— Ты шутишь?!

— Да какие шутки, товарищ полковник, ребята в хирургии на Пехотной лежат.

— Еду! Жди меня у госпиталя. Генералу докладывал?

— Пока нет.