– А что?
– спросил, в свою очередь, Шурка.

– Будто сеять приказано?

– Сегодня начинали, да трактор забуксовал, грязно.

– Ну, слава богу!

– А что?
– спросил снова Шурка.

– Что, что!.. С ума они посходили, вот что! Где это видано, чтобы лен по грязи сеяли?

– А как же, бабушка, говорится: сей в грязь - будешь князь.

– Разве это про лен? Это про зерно говорилось.

Шурка бабушке поверил, тем более что слышал в поле, как один тракторист ругался: "Опять головотяпите! Обсуждали, обсуждали, а вы опять за старое!" Тракториста оборвал полеводческий бригадир: "Сей, тебе говорят! Указание есть".- "Не вырастет ведь ничего".- "А что я могу сделать? Пускай не вырастет..."

И Шурка сказал бабушке:

– - Заставят сеять все равно.

Анисья сразу подняла крик:

– - А ты чего слюни распустил? Сколько вас там, эдакие ребята, а сдобровать не можете! Взяли бы по батогу або что - да на поле: не дадим колхоз разорять! Теперь не война, самим думать надо. Иди-ка позови мне председателя!
– вдруг приказала она.

Шурка подумал и ответил:

– Не пойдет он.

– Конечно, не пойдет,- согласилась бабушка.- А ты скажи: бабушке, мол, худо, карачун настает, проститься хочет, он и прикатит со вниманием со своим.

Председатель пришел, но договориться ни до чего они не смогли. А чтобы Прокофий Кузьмич не обижался, Анисья поставила ему бутылку водки.

Шурка отправился к трактористам, авось они что-нибудь придумают, помогут.

– Ты чего от нас хочешь?
– удивился парень в промасленном ватнике.Наше дело маленькое, понял? Сказали в МТС: сеять!
– и будем сеять.

– Вы же сами ругались, что трактор не идет.

– Ну и что?

– - Вот и пускай трактор не идет,- улыбнулся Шурка. Он делал вид, что шутит.

Тракторист засмеялся.

– Ты слыхал его?
– обратился он к своему напарнику.- А кто деньги нам платить будет? На нашем горбу хочешь выехать? Собери деньги, тогда и трактор будет стоять.

– Лен не вырастет!
– вздохнул Шурка.

– Все сеют, не вы одни. Да кто ты такой? Иди к своему бригадиру, его уговаривай. А нам что... Шурка пошел к бригадиру.

– Бабушка говорит, что на лен вся надежа, а теперь и льну не будет.

Безрукий бригадир, инвалид войны, не смеялся над Шуркой и не кричал на него, только сказал:

– Не в свое дело лезет твоя бабушка. Голова не у нее одной на плечах, есть и посветлее, соображают.

И все. Шурка решил, что ничего у него не вышло. Но на другой день председатель колхоза Прокофий Кузьмич уехал на какое-то совещание, а оттуда на железную дорогу добывать гвозди для строительства скотного двора, и до его возвращения о посеве льна никто не заговаривал. Трактор ушел в другой колхоз, а из конторы в район сообщили, что лен посеяли.

Вернувшись в колхоз, Прокофий Кузьмич поднял крик:

– Самоуправство? Государственная дисциплина вам что? А того не знаете, что с меня голову снимут? Всех под суд отдам!

Кричал он долго, пока бухгалтер не сообщил ему:

– А лен-то за нами не числится, Прокофий Кузьмич.

– Как так?

– Мы его в сводку включили.

– Передали?

– Передали.

– Ну, то-то!
– сказал председатель и успокоился.- Смотрите вы у меня!

Земля к тому времени подсохла, и лен посеяли вручную под конную борону. Поле зазеленело дружно.

Встретившись с Шуркой, Молчунья сказала ему:

– А тебя, Шура, бабы хвалят не нахвалятся.

– Вишь ты! За что это?
– заулыбался довольный Шурка.

– Говорят: "Кабы не этот парень, так и льну бы нам не видать".

– Да это не я - бабушка,- признался он и покраснел.

– - Может, и бабушка, только тебя хвалят.

Больше разговаривать было не о чем, и они замолчали. Потом Шурка спросил все же:

– Кто им сказал, будто это я сделал?

– Не знаю, кто сказал, только тебя хвалят.

– Не ты ли уж сказала?

– Не знаю кто,- ответила Нюрка,- может, и я.

Шурке хотелось верить, что именно он весной помешал высеять лен раньше времени. Как бы то ни было, похвалы ему пришлись по душе, и после он почувствовал какую-то особую свою ответственность за эту культуру.

Вступив в льноводческое звено, Шурка стал работать наравне с женщинами с утра до ночи. Он первый пошел и на прополку сорняков, с яростью вырывал васильки, про которые в детстве думал, что они для красоты. И все жалел, что мало, слишком мало посеяли льна. Ведь и семена, кажется, были.