– А вместо гончих эдакие вот Тишки?.. Сколько же времени продлятся ваши послевоенные годы?
– мрачно спросил директор.

Прокофий Кузьмич помедлил с ответом; ответил только, когда они уже вышли из деревни в поле:

– Вам видней, Аристарх Николаевич. По-моему, пока не начнется новая война, все будут послевоенные годы. Разве не так?

Аристарх Николаевич нахмурился еще больше.

– Не умеете вы шутить, председатель!
– сказал он и замолчал.

Тишка в поле не побежал - он шумел и наводил порядок только в самой деревне.

* * *

На полосах работало все льноводческое звено - шесть женщин и девушек и Шурка. Около Шурки, не разгибаясь, теребила лен Нюрка Молчунья. Заметив председателя колхоза и директора школы, она поспешно, стараясь не обнаружить себя, шмыгнула в сторону звеньевой Клаши.

Невытеребленного льна было еще так много, что, казалось, конца-края ему нет. А на убранных площадях стеной стояли зеленая трава, хвощ и колючки, похожие на кустарники, из-за чего Аристарх Николаевич подумал вначале, что весь лен не тронут.

Подойдя к работающим, он шутливо поздоровался: "Помогай бог!" - на что звеньевая Клавдия серьезно ответила: "Спасибо!" А Прокофий Кузьмич ничего не сказал, но, завидев Нюрку Молчунью, набросился на нее:

– - Ты чего здесь околачиваешься? Жениха нашла?

Нюрка разогнулась, посмотрела на Шурку, на председателя и тихо ответила:

– Я-то?

– Ты-то.

– За травой пришла.

– За какой такой травой?

– А вот возьму косу да и выкошу весь мусор для коров. Меня теперь на коров поставили.

– Так коси!

– А я косу не взяла.

– Ну и топай за косой.

– А я помогаю лен рвать.

– Не будут коровы такие колючки есть,- сказал председатель.

– А я на подстилку.

– Ну и коси.

– Я-то бы выкосила, да вот...- Молчунья взглянула на Шурку и замялась.

– Что вот?

– Ничего, я так.

Тогда Прокофий Кузьмич взялся за Клашу:

– Не пропололи лен, а теперь мучаетесь!

– Мы пропалывали,- ответила Клаша,- только не весь. Снова наросло везде.

– Если бы пропалывали, лен был бы.

– Мы пропалывали,- повторила Клавдия.

Пока Прокофий Кузьмич нагонял страх на всех, директор натеребил снопик льна. На загорелых руках его появился зеленый налет, медная кожа будто окислилась.

Кинув снопик на полосу и потерев ладони о брюки, Аристарх Николаевич повернулся к Шурке.

– Ну, что у вас тут произошло, Александр?

Шурка тоже бросил на межу только что затянутый сноп и подошел к директору. Бросили работу и женщины.

– Что с механизаторами вышло?
– пояснил свой вопрос Аристарх Николаевич.

– Вот звеньевая, ее спрашивайте!
– ответил Шурка, указывая на Клавдию.

Клавдия одернула подол замусоленного ситцевого сарафана, вытерла фартуком спекшиеся губы и тоже подошла к директору. За ней потянулись остальные.

– Что у нас вышло? Ничего у нас не вышло!
– сказала Клавдия.

– Прогнали их, что ли?

– Кто их прогонял! Видите, лен-то какой.

– А в газете написано, что вы прогнали их.

– Мало ли чего в газетах пишут! Это Шурка вон пошутил, будто мы их турнули.

Молчавший Прокофий Кузьмич сразу оживился:

– Вот, пожалуйста! А я что говорил?

– Ну, давайте присядем, что ли,- предложил Аристарх Николаевич, словно не слышал слов председателя, и первый опустился на межу.

Стали рассаживаться и женщины. Председатель и Шурка не сели, стояли друг против друга: один рыхлый, приземистый, другой плотный, рослый.

Аристарх Николаевич поднял голову к Шурке:

– Выходит все-таки, что ты здесь тон задаешь, а не звеньевая?

Шурка не смутился.

– Турнуть их и надо было.

– За что?

– Да ни за что. Механизаторы тут ни при чем.

– Тэк, что же дальше?

– А что дальше? Руками будем рвать.

– Послать вам машину?

– Не надо машину.

– Слыхали?
– опять обрадовался Прокофий Кузьмич.- Вот из-за кого весь район взбулгачили!

– Подождите, Прокофий Кузьмич,- остановил его директор.- Давайте разберемся. Говори, Александр!