Шрифт:
"А я ем повидло и джем... А я ем повидло и джем..."
Снова и снова Борис вспоминал все события сегодняшнего дня. Как сразу все кончилось! Сразу все кончилось, все оборвалось. Будет совсем другая жизнь. Какая будет теперь жизнь? Какое усталое было лицо у полкового комиссара в Военкомате... Хорошо, что толстый молодой человек - поэт он, что ли, - хорошо, что он не узнал Бориса, а то было бы стыдно... Очень стыдно было бы... Он Машин знакомый, этот молодой человек... Очень было бы стыдно...
Прощай, Маша!..
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Борис привязал лошадь к коновязи возле крыльца комендатуры. Черные бока лошади лоснились. Борис ослабил подпругу. Лошадь тяжело вздохнула, повернула голову и мягкими теплыми губами слегка ткнулась в плечо Бориса.
–  Ночка!
–  сказал Борис и улыбнулся. 
Утро было морозное.
Столбы дыма прямо стояли над трубами. В холодном тумане всходило солнце. Снег на крышах розовел.
–  Устала, Ночка?
–  сказал Борис. 
Ночка вздохнула еще раз. Над ее спиной подымалось облачко пара. Шерсть на ее ногах заиндевела.
Борис пошел к крыльцу. На ходу он разминал затекшие ноги. Он еще раз оглянулся на лошадь. Ночка, подняв голову и прямо поставив уши, внимательно смотрела вслед Борису. Повод не давал ей повернуть голову. Она негромко заржала.
Борис вошел в коридор и расстегнул ремни. Ему было жарко. Гимнастерка сбилась на спине. Он распахнул шинель и поправил гимнастерку. От рук и штанов сильно пахло теплым запахом конского пота.
Проходя по коридору, Борис в окно увидел свою Ночку. Лошадь рыла копытом снег и, выгибая шею, грызла обитое железом бревно коновязи. Борис немного задержался у окна. Он очень гордился своей лошадью.
В комнате дежурного тускло горело электричество.
Дежурный, с землистым от бессонницы лицом, кричал что-то в трубку полевого телефона.
Не отрываясь от телефона, он пожал руку Борису.
Борис повернул выключатель. Электричество погасло. В комнате стало приятней, когда исчез тусклый свет лампочек. За окном розовел, искрился снег. Ночка хрипло заржала. Дежурный положил трубку и устало дернул ручку телефона.
– Уже утро, - сказал Борис. Ему все время хотелось улыбаться.
– Ты быстро прискакал, - сказал дежурный.
– Ночка - молодчина, - сказал Борис.
С дивана в глубине комнаты встал человек в шинели и подошел к столу. Раньше Борис не заметил этого человека. Он обернулся к нему и отступил на шаг.
– Здравствуй, Борис, - сказал человек.
–  Андрей!
–  крикнул Борис. 
У них был такой взволнованный вид, что дежурный растерянно вытаращил глаза.
–  Андрей, - повторил Борис.
–  Андрей, дорогой, здравствуй! Как же это?.. 
Андрей протянул руку, но Борис бросился к нему на шею. Они крепко обнялись.
–  Так вы знаете друг друга?
–  сказал дежурный. 
–  Знаем, - сказал Борис.
–  Чуть-чуть знаем... 
Андрей тихо смеялся.
– Это здорово, - сказал дежурный, - он же к тебе на заставу едет!
–  Врешь!
–  крикнул Борис.
–  Черт возьми! Андрей, как же это все получилось? 
– Что у вас получилось?
Борис круто обернулся. В раскрытых дверях стоял полковник. Борис вытянулся.
– Товарищ начальник отряда, лейтенант Горбов явился по приказанию коменданта.
Андрей искоса поглядывал на Бориса. Борис держался и говорил с непринужденной, слегка щеголеватой выправкой. Он был подтянут, весь собран, но вместе с тем в нем не было никакой напряженности.
"Быстро ты снова стал настоящим военным", - подумал Андрей.
–  Хорошо, - сказал полковник, улыбаясь.
–  Но о чем же вы так оживленно говорили? Что получилось у вас тут? 
– Я встретил лучшего своего друга, товарищ полковник, - без улыбки сказал Борис.
–  Это вы, лейтенант?
–  полковник повернулся к Андрею. 
– Да. Мы старые друзья, товарищ полковник, - сказал Андрей.
Андрей тоже стоял "смирно". Его шинель и снаряжение совсем новенькие. Борис сразу заметил это. Слишком новенькие. Андрей был похож на человека, только что переодетого в военную форму.
"Ничего. Ты скоро привыкнешь", - подумал Борис.
–  Это хорошо, - сказал полковник.
–  Хорошо, что вы друзья. Вам, лейтенант Горбов, придется временно быть начальником заставы. Лейтенант Иванов ложится в больницу. Дело несерьезное. Аппендицит. Пустяковая операция. Вам придется командовать, пока Иванов встанет на ноги. Понятно? 
