Дядя Саша рассмеялся и хотел что-то сказать, но дядька остановил его властным движением руки:

– - Гуревич, подожди!.. Первым выступит мой зам --хохол Саенко, потом я дам слово главному татарину Рахимову, а потом уже ты скажешь теплые слова от лица всех сибирских евреев. Представителей других национальностей и профессиональных кланов прошу заранее подавать заявки моему племяннику и флаг-секретарю Кириллу. Вот он сидит справа и втихаря пьет водочку.

Это была милая неправда -- все видели, что я, как и Катька, лишь пригубил бокал с "Алазанской долиной". На мне были угли для шашлыков иработа с фонтаном.

Я сделал вид, что оглядываюсь, и засек на лице космонавта добродушную улыбку -- смелость дядижориной реплики о порядке выступления явно пришлась ему по вкусу. Он ел салат "оливье" с помощью ножа и вилки и ровно держал спину. Вот она, школа советской космонавтики!

Я видел, как мать с отцом перешептываются и внимательно поглядывают в нашу сторону. Тетя Зина посылала Катьке улыбки: "Все хорошо, доченька! Только не горбись!"

– - Слева от вас моя двоюродная сестра Катя, --я чуть наклонился к космонавту.
– - Учится в медицинском...

– - Это хорошо, -- кивнул космонавт и повернулся в сторону Катьки.
– Медики нам нужны, как никогда.

– - Кому это "вам"?
– - дожевав, спросила Катька.

– - Стране, обществу. Медицинская наука делает сейчас огромные успехи... Меня, кстати, зовут Алексей, -- запоздало представился космонавт.

– - А мы слышали, -- весело сказала Катька.
– - И сразу запомнили.

Три минуты отведенные на закуску истекли, и с бокалом в руке поднялся грузный заместитель дяди Жоры -- Саенко.

Дядя Жора заливисто свистнул в два пальца, требуя тишины и внимания, и позвякивание приборов уступило место шороху фонтанной струи. Стало почти тихо.

– - Шо могуть казать хохлы этим двум гарним хлопцам?
– - дурачась, начал Саенко и вытянул из-под стола красивую коробку, перевязанную ленточкой.
– Да тильки то, як они их дюже любят!
– - Его круглое лицо с кустистыми бровями расплылось в улыбке.
– - И шоб усе знали, як хохлы их любять, они дарят им футбольный мяч ленинградского "Зенита" с автографами игроков основного состава! "Зенит", знамо дело, не кыивское "Дынамо", и потому в коробочке я сховал...Сами побачите!

Коробка поплыла к отцу с дядей Жорой, и космонавт поправил узел галстука:

– - Я болею за "Спартак"...
– - он налил себе в рюмку минералки и выпил вместе со всеми.
– - Но "Зенит" тоже ничего, старается...

Отец с улыбкой вылез из-за стола и отнес коробку на ковер рядом с палаткой.

Дядя Вася Рахимов, старинный друг отца, тоже попытался коверкать слова -- на татарский манер: "...твоя моя уважает...",но рассмеялся, махнул рукой и продолжил тост по-русски. Он вручил отцу и дяде Жоре две коробочки с часами, чтобы братья всегда жили в дружбе и в едином времени.

Гуревич сказал, что сибирские евреи в его лице всегда помнили и будут помнить гостеприимный дом Банниковых, ценили и будут ценить помощь и доброту, исходящую от Ленинграда, и никогда не забудут таежных невзгод, перенесенных вместе. Подарки -- дядя Саша загадочно похлопал себя по внутреннему карману пиджака, -- он вручит братьям позже.

– - Так он кто -- геолог или ученый?
– - тихо спросил Алексей.

– - Был геологом, а сейчас ученый, -- я извинился и пошел проверить насос в колодце.

Отец подманил меня взглядом: "Наверное, пора угли готовить. Как тебе Алексей?"

– - Нормально, -- сказал я.
– - Хороший дядечка. Только молчун.

– - А что ты хочешь?
– - пожал плечами отец.
– - Такая работа...

Гости пьянели медленно, расчетливо, оставляя силы для нескончаемой вереницы тостов и вечерних посиделок -- я знал эту манеру компании отца и дяди Жоры, многие половинили стопки или чуть пригубливали водку, предпочитая веселый разговор и шутки мрачноватому отупению.

Я разжег мангал в дальнем конце участка, и потянуло сладковатым ольховым дымом. Насос я выключил -- зудящая шпага фонтана мгновенно убралась в пушечный ствол ракеты.

Подарков на ковре возле палатки прибавлялось. Сверточки сбантиками, коробочки и коробки, красивые пакеты, очевидно с рубашками -- все это манило воображение, их хотелось скорее открыть, развернуть, глянуть, чем одарили юбиляров.

Мой подарок еще лежал в доме на шкафу, и я ждал, когда дядя Жора предоставит слово детям. А он предоставит, не забудет. Я только побаивался, что мой подарок не оценят, сочтут делом обыденным, семейным и потому немного волновался. Даже мама не знала, что я хочу подарить отцу и дяде Жоре...