Шрифт:
– В каком смысле трудно?
– Он был очень требователен. Ждал безоговорочной преданности, ему принадлежало все ваше время, все ваши силы. Не прощал ошибок, считал, что его помощники обязаны схватывать все с полуслова. А сам часто не утруждал себя объяснениями, никогда не пытался растолковать задачу.
– И все же вы питали к нему все эти годы сердечную привязанность...
– Наши отношения всегда были корректными, - ответил он холодно, не отводя глаз от моего лица. Похоже, он ненавидел Маршана.
– Господин Маршан отдал многие годы служению Франции, - рискнул я, Его трагический уход - большой удар для всех, кто с ним работал.
Господин де Монтан тщательно обдумал ответ:
– Вероятно, найдутся такие, кому будет его не хватать. Кроме того, эта смерть создала немало проблем для правительства.
– Что вы думаете о его политической карьере?
Тонкая улыбка тронула уголки губ, плечи чуть приподнялись как бы в легком недоумении:
– В ней немало загадок. Каждому известно, что, дважды получив возможность стать премьер-министром Франции, оба раза он её упустил. Становился вдруг несообразительным - на мой взгляд, вполне сознательно.
– Но зачем?
– Чего не знаю, того не знаю. Признаться, я сам не раз искал ответа на этот вопрос. Но ни один ответ не кажется достаточно убедительным.
Я зашел с другой стороны:
– А вам лично Маршан нравился?
После недолгого колебания он ответил:
– Нет. Я всегда не любил людей себе на уме. Их можно уважать, сотрудничать с ними. Но любить человека, душа которого отгорожена от тебя колючей проволокой или, скорее, каменной стеной... Сквозь колючую проволоку хоть что-то видно. Нет уж, увольте.
– Расскажите о его привычках.
– Работал, как машина. На службе проводил семь дней в неделю часов по двенадцать, а то и все четырнадцать, и от персонала требовал того же. Много времени тратил на выслушивание докладов и отчетов. Записывал мало, а то и вовсе ничего, но помнил все. Мог даже в момент острого политического кризиса бросить все и уехать на уик-энд в свой избирательный округ - в Авейрон. Занимался там местными проблемами с той же одержимостью, с какой здесь, в Париже, решал куда более серьезные вопросы.
– Вы находите это странным - что член правительства так предан своим избирателям и заботится об их интересах?
– В нашей стране многие заметные деятели состоят в мэриях небольших городов, однако непосредственную работу за них выполняют местные депутаты. Андре Маршан был исключением - в напряженный политический момент мало кто из политиков решится покинуть Париж. Он же этого не боялся. И, заметьте, ему вовсе не надо было завоевывать голоса в своем округе, народ там и так стоял за него горой.
– Вы находите этому какое-то объяснение?
– Никакого! Разве что стремление к совершенству.
– Вам случалось ездить с ним в Авейрон?
– Весьма часто.
– Что он там делал такого, о чем стоило бы написать?
– Целиком погружался в дела мэрии Родеза, возводил на необыкновенную высоту все эти мелкие проблемы.
– И вы все время проводили с ним?
– На встречи с сельскими избирателями он ездил один, сам садился за руль. Обожал быструю езду.
– Без охраны?
– Охранники раздражали его, как и все остальные сотрудники.
– Что все-таки побудило его к самоубийству?
Снова на тонких губах мелькнула ироническая улыбка, чуть поднялась бровь.
– Может, эмоциональный кризис?
Это был не ответ на мой вопрос, а предложение. Я попробовал проявить настойчивость:
– Но все же есть у вас какое-то мнение, господин де Монтан?
– Не считаю нужным делиться своим мнением даже с представителем столь уважаемого агентства, как "Рейтер".
– Это невеликодушно, - упрекнул я его.
– Возможно. Но не хотелось бы делать достоянием публики то, чего не могу подтвердить фактами. Если Андре Маршан покончил с собой, стало быть, были серьезные причины. Он никогда не делал ничего без достаточных к тому оснований, действовать вслепую или сгоряча было ему несвойственно.
– Охотно верю, - согласился я.
– Но какие это причины?
Вместо ответа мой собеседник поднялся, давая понять, что аудиенция окончена.
– Я вдвойне благодарен вам за эту беседу, господин де Монтан, - сказал я, тоже вставая.
– Вас наверняка предостерегали от подобных встреч с журналистами.