Шрифт:
– Ясно, господин министр.
– Ладно. Теперь вы, Киллигрю. Что делается здесь, в Лондоне по этому поводу?
– Ведется расследование, господин министр.
– Злоба, скопившаяся в душе Киллигрю, обратилась на министра, он даже не попытался смягчить или замаскировать её. Была в этом человеке какая-то извращенная честность.
– Можете что-нибудь сообщить нам, Киллигрю?
– Нет, сэр.
Потерпев таким образом полное поражение, министр обратился к остальным:
– Что слышно у вас, Алан?
– Ничего, господин министр, пока ничего, но мы работаем вместе с Эндрью Пабджоем и его людьми. Как только им понадобится помощь военного министерства, мы сделаем все, что сможем.
– Отлично. Это как раз то, чего бы мне хотелось, - чтобы ваши службы объединили усилия.
– При этих словах министр взглянул на Киллигрю, но тот отнюдь не смутился и ответил столь же прямым взглядом.
– Мой опыт подсказывает, что для служб безопасности взаимное сотрудничество трудно и непривычно. Вероятно, есть тому причины и Господу Богу они несомненно известны, но он как-то не удосужился растолковать их мне и я не раз испытывал жестокие разочарования по этому поводу. Однако надежда, как вы знаете, умирает последней, и я снова надеюсь, как и премьер-министр, что сотрудничество будет в известной мере достигнуто и никто из вас не подведет остальных. Приступайте к работе, господа.
Он обежал вокруг стола, пожал всем руки. Когда подошла моя очередь, он глянул на меня испытующе:
– Будьте осторожны, молодой человек, я в вашей профессии не разбираюсь, зато я политик, как вам известно. У меня нюх на неприятности. Французы милейшие люди, готовят отлично, умные, остроумные и все такое прочее, но тягаться с ними не дай Бог. Я уж нахлебался. Постарайтесь не заварить кашу.
– От спецподразделения помощи ждать нечего, - сказал Пабджой, когда мы поворачивали на Хорсферри-род, возвращаясь к себе на Смит-сквер, - А Киллигрю в отличной форме. Сто лет не видел его таким общительным и дружелюбным. Даже попрощался. Но сотрудничать с нами он не станет. Его людишкам тут делать нечего. Так что, Кэри, придется тебе полагаться только на себя.
– Как настроены французы? Действительно, так плохо?
– Хуже некуда. Вавр сказал по сути следующее: не лезьте не в свое дело.
– В конторе у тебя документы?
– спросил Пабджой.
– Ты кто?
– Пэнмур. Джордж Ричард. Европейский корреспондент телевизионного агентства "Транстел фичерс", Флит-стрит.
– Неплохо придумано, - одобрил Пабджой.
ГЛАВА 2
– Je prendrai un cafe et un sable, s'il vous plait!
– Noir?
– Да, черный кофе. И бисквит.
В boulangerie были заняты всего три столика. За двумя - по двое мужчин, а за третьим старик лет семидесяти в черной широкополой шляпе. У девушки, которая принесла мне кофе и бисквит, я спросил, не знает ли она месье Артуняна.
Откуда мне знать посетителей - их тут сотни ходят, - и, прежде, чем я успел продолжить дружескую беседу, она исчезла. Зато ко мне повернулся старик:
– Простите, я слышал, вы интересуетесь Артуняном. Он в последнее время здесь не бывает. После инфаркта из дому не выходит.
– А как бы это с ним связаться?
– У вас дело к нему? Насчет камней?
– Да нет, совсем другое.
Лицо соседа выразило разочарование: а он-то уже радовался сделке, которую бы заключил вместо сраженного болезнью коллеги. Что же, дело житейское.
– Дам вам его телефон, - он порылся в ветхой записной книжке, - Вот, записывайте. Арам Артунян...
Я поблагодарил и старик, отвернувшись, взялся за свой кофе. А за одним из двух занятых столиков между тем разгорался жаркий торг:
– Тридцать две тысячи - так я говорю.
– А я говорю - двадцать пять тысяч!
Первый сардонически расхохотался, вложив в свой гортанный смех хитрость и коварство всех на свете греков, левантинцев, финикийцев и прочих средиземноморских жителей, которые от века занимаются куплей-продажей драгоценных камней.
– Пять тысяч за карат? Смех да и только!
– Так ведь камни отборнейшие! Посмотри, какой оттенок!
– Шутишь ты, что ли?
– Я на них ни гроша не наживаю...
– Да брось!
– Ну и покупай в другом месте.
– С какой стати, если я с тобой торгуюсь?
– Тридцать две. Дешевле не найдешь.
– Мое последнее слово - двадцать пять!
– Ха!
– Ха!
Тут в дверях появился низенький толстяк в сером плаще и видавшей виды мягкой шляпе и сделал вид, будто интересуется сладостями, выставленными на стеклянной стойке. Наконец, он грузно опустился на стул за столиком напротив, попросил принести кофе со сливками, достал из кармана газету и принялся за чтение. Его появление возымело странно успокаивающее действие на спорщиков. В кондитерской воцарилась торжественная тишина: никаких деловых разговоров, там, где бизнес, - там ведь и налоги надо платить... Вновь прибывшего явно приняли за сыщика из налогового управления. Мне захотелось сказать им: "Ребята, можете продолжать, это не по вашей части, а по моей". Дело в том, что толстяка я приметил полчаса назад на углу бульвара Осман, когда расплачивался с таксистом.