Дэнни сполз с дивана и подошел к папе.

– Молодец. Ну-ка, что ты видишь?

Дэнни ещё не дошел до окна, но уже знал, что увидит.

Обычная зона их прогулок, обозначенная путаницей следов сапог, санок, снегоступов. А за ней вниз по склону, к кустам живой изгороди и детской площадке, спускалось снежное поле, укрывающее всю территорию "Оверлука". Ровную белизну нарушали всего две цепочки следов: одна шла прямо от крыльца к детской площадке, вторая - обратно, длинная и извилистая.

– Только мои следы, папа. Но...

– Как насчет живой изгороди, Дэнни?

Губы мальчика задрожали. Он готов был расплакаться. Что, если он не сумеет перестать?

(Не заплачу, не заплачу, нет. НЕТ)

– Все засыпало снегом, - прошептал он.
– Но, папа...

– Что? Не слышу!

– Джек, это же допрос с пристрастием! Ты что, не видишь, он расстроен, он...

– Заткнись! Ну, Дэнни?

– Они поцарапали меня, пап. Ногу...

– Должно быть, ты расцарапал ногу о наст.

Между ними очутилась бледная, рассерженная Венди.

– К чему ты пытаешься его принудить?
– спросила она.
– К признанию в убийстве? Что с тобой такое?

Тут очужденность в глазах Джека сломалась.

– Я пытаюсь помочь ему уяснить разницу между реальностью и обычной галлюцинацией, вот и все.

Он присел на корточки рядом с Дэнни, так, что их глаза оказались на одном уровне, а потом крепко обхватил сына.

– Дэнни, на самом деле ничего не было. Идет? Было чтото вроде одного из тех трансов, в которые ты иногда впадаешь. Вот и все.

– Пап?

– Что, Дэн?

– Ногу я поцарапал не о наст. Там нет никакого наста.

Снег пушистый-пушистый. Совсем не слипается. Даже снежки не сделаешь. Помнишь, мы хотели поиграть в снежки и не смогли?

Он ощутил, как отец весь напрягся.

– Ну, значит, о ступеньку крыльца.

Дэнни отпрянул. Он вдруг понял. Его осенило, мальчик в одно мгновение догадался обо всем сразу, как иногда бывает, как было с той женщиной, которой хотелось забраться в штаны к серому человеку. Он расширившимися глазами уставился на отца.

– Ты знаешь, что я говорю правду, - потрясенный, прошептал он.

– Дэнни, - лицо Джека напряглось.

– Ты знаешь, потому что видел...

Раскрытая ладонь Джека влепилась в лицо Дэнни со скучным, вовсе не драматичным шлепком, голова мальчика качнулась назад, на щеке клеймом выступил красный отпечаток ладони.

Венди издала стонущий звук.

Все на миг оцепенели, потом Джек схватил сына и сказал:

– Дэнни, извини. Ладно, док?

– Ты ударил его, ублюдок!
– выкрикнула Венди.
– Грязный ублюдок!

Она вцепилась в другую руку Дэнни. На миг мальчик оказался растянутым между взрослыми.

– Пожалуйста, перестаньте меня тянуть!
– закричал он, и в голосе звучало такое страдание, что его отпустили. Потом пришли слезы; поскуливая, малыш упал между окном и диваном, а родители беспомощно смотрели на него так дети смотрят на игрушку, которую разломали в яростной драке, выясняя чья она. В камине, как ручная граната, взорвалась ещё одна сосновая шишка, и все вздрогнули.

Венди дала Дэнни детского аспирина, а Джек уложил его в кроватку, под одеяло. Мальчик не протестовал. Он мигом уснул, сунув большой палец в рот.

– Не нравится мне это, - сказала она.
– Это ухудшение.

Джек не ответил.

Венди кротко, без гнева, без улыбки взглянула на него.
– Хочешь, чтоб я извинилась за то, что назвала тебя ублюдком?

Ладно, извини. Прошу прощения. Все равно, бить его не надо было.

– Знаю, - пробормотал он.
– Это я знаю. Что, черт возьми, на меня нашло?

– Ты обещал, что никогда больше его пальцем не тронешь.

Он с яростью взглянул на жену, но ярость тут же улеглась.

Внезапно, с сожалением и ужасом, Венди поняла, каким Джек будет в старости. Раньше она ни разу не видела его таким.

(Ркаким?)

Потерпевшим поражение, ответила она на свой вопрос. У него побитый вид.

Он сказал:

– Я всегда полагал, что умею держать свое слово.

Венди подошла и положила ладонь Джеку на руку.

– Ладно, проехали. А когда спасатель придет проверить, как мы тут, скажем ему, что все хотим спуститься вниз. Идет?

– Идет, - сказал Джек и в этот момент (по крайней мере)