Что-то подтолкнуло ее пройтись вдоль линии кабинок. Никого не было видно, и девочка открыла одну из дверей. Внутри оказалась твидовая юбка, блузка и тапочки на низком каблуке. Костюм пожилой женщины. На вешалке болталась дамская сумочка. Розмари заглянула в нее. Пудреница, носовые платки и кошелек.

Без денег далеко не уйдешь, это она понимала. Рука потянулась к кошельку, но девочка тряхнула головой и вышла из кабинки, оставив кошелек в неприкосновенности. Гул голосов из бассейна усилился, словно открылась дверь. Розмари, хромая, поплелась обратно. У последней кабинки она задержалась и толкнула дверь. На вешалке – мужской деловой костюм. С часто бьющимся сердцем она обшарила карманы. Пусто.

Под скамейкой стояла пара черных мужских туфлей. Она подняла один, потрясла. Раздался звон. Внутри оказалась связка ключей и горсть мелочи. Розмари торопливо выгребла монеты, сунула в карман. В другом ботинке лежал туго набитый бумажник.

“О, Боже, дай мне знак”, – виновато подумала девочка, открывая бумажник и вытаскивая толстую пачку банкнот. Трясущимися руками разделила деньги более или менее пополам и замерла.

Снаружи послышались громкие голоса, смех, мужской голос отпустил какую-то шуточку о девушках в купальниках.

Сейчас войдут.

Голоса удалялись. Розмари как попало запихнула половину пачки в бумажник и сунула его на прежнее место.

Зажав в кулаке другую половину, вышла из кабинки, и, стараясь двигаться неторопливо, последовала к указателю “выход”.

Она уже выбралась в центр города, но чувство вины еще преследовало ее. Никогда в жизни она не воровала! Девочка уговаривала себя, что у нее не было выбора, что ей нельзя вернуться домой. Изуродованное лицо означало погибшую жизнь. Единственное, что ей осталось – уничтожить человека, который ее погубил. И еще она должна была спасти ту семью, предупредить невинных людей о грозящей опасности.

Мелькнула мысль о полиции. Нет, они просто заставят ее вернуться в больницу и сообщат домой, матери и отчиму. Она представила, как ухмыльнется сводная сестрица при виде ее изуродованного лица. Ни за что на свете!

К тому времени, как Розмари выбралась в центр, девочка умирала от жажды. Купила три банки лимонада, и выпила одну за другой залпом.

Это помогло. Теперь она соображала яснее. И снова задумалась, как разыскать незнакомца.

Прежде всего хорошенько подготовиться. Она пересчитала деньги. Двести пятнадцать фунтов бумажками и еще восемь – мелочью.

Розмари купила темные очки, темно-зеленый свитер с капюшоном, пару белья, дешевые тенниски, полотенце, мыло, шампунь, расческу и вместительную сумку через плечо. И еще она купила в хозяйственном магазине самый большой разделочный нож.

– Вот здесь, – сказал Майкл, – Остановите.

– Вы уверены, что это не опасно? – спросил Ричард.

– Не опасно. Пока.

Ричард свернул с проселка на боковую площадку, затормозил. В тридцати ярдах от них стоял фургон-закусочная. На стенке красными буквами надпись: “Обеды Ханки-янки”. Ниже была приписка мелом: “Добрый английский завтрак – тоже по нашей части”.

С минуту все сидели молча. Эми успокоилась и перестала плакать. Ричард распахнул дверцу и жадно вдохнул горячий воздух. С поля за дорогой доносился запах пыльных колосьев. Ричард неуклюже выбрался наружу, растер затекшую шею.

Солнце заливало землю потоками расплавленного металла. Мимо прогромыхала машина. На лугу за “Обедами Ханки-янки” неподвижно стояли коровы, изредка взмахивали хвостами.

Майкл салфеткой оттер с лица последние следы крови и вылез из машины.

– Стоит купить чего-нибудь попить. Время есть.

Ричард, гневно взглянул на человека, втянувшего их в эту дьявольщину. “С чего это он так успокоился? Сам он, кажется, никогда не отдышится”. Ричард глубоко вздохнул. Колени задрожали.

Майкл открыл заднюю дверцу.

– Мы задержимся здесь на несколько минут.

Джо и Кристин вышли, моргая от яркого света. Эми крепко вцепилась в руку матери, глаза у девочки покраснели и распухли.

Они двинулись к закусочной. Их группа напоминала беженцев из зоны военных действий. Вокруг не было ни души, кроме скучающей девушки, которая стояла в дверях фургона с жевательной резинкой во рту и с журналом в руках.

Теплый ветерок пошевелил звездно-полосатые флаги, поднятые на двадцатифутовых шестах по сторонам фургона. Небольшой тент, растянутый рядом, тоже изображал звездно-полосатое знамя. В его красно-синей тени было немного прохладней.

Едва они уселись за столик, как Эми приметила детскую площадку с горкой и качелями.

– Мама! Смотри! Можно мне там поиграть?

Ричард только дивился, как быстро она оправилась от потрясения.

– Ладно, иди, – позволила Кристин. – Только не долго, а то обгоришь на солнце.