Шрифт:
– Сушкин парень ничего.
– Он хороший, - согласилась Ирина.
– А посылке обрадовался?
– Не знаю, - глухо проговорил Сережа.
– Программы оказались не те. Прошлогодние.
Ирина поморщилась:
– Неужели не те? Ну и дура Валька! Я ее попросила сходить в институт. Неужели она первого курса программы достала? А я не посмотрела. Глупость какая.
– Старик тоже расстроился.
– Дедушка? Ну, как он, жив?
Понимая, что каждое слово приближает и увеличивает нависшую над ним опасность неминуемой ссоры с Ириной, смертельно боясь этой ссоры, он снова упрямо и непримиримо сказал:
– Жив. Хотел на пристань выходить встречать. Радовался.
– А тебе, кажется, его очень жаль?
– со зловещей ласковостью спросила Ирина, уловив наконец его тон.
– Тебе, кажется, и Васю жаль? Зачем же ты меня сам уговаривал, чуть не на коленях просил, чтоб я к нему не ходила?
– Не стоял я на коленях, - угрюмо сказал Сережа.
– Мало что я просил... Я ведь не знал ничего... И жалеть мне его нечего, а он парень ничего. Если была у вас дружба, надо с ним было по-товарищески поступить, по-честному... Мало ли что мне это не нравится. Не нравится, а я себя там чуть не подлецом чувствовал. Зачем я к нему полез с посылкой. Хвастать перед ним, что ли?
– Да что ты ко мне привязался с Васей со своим?!
– вдруг, краснея от возмущения, крикнула Ирина.
– Забыла я этого Васю, не нужен он мне совсем, я ему ничем не обязана...
– Не сердись, ты попробуй спокойно подумать, я не хочу и себя подлецом чувствовать и, главное, не хочу, чтоб ты...
– Какое ты слово сказал? А?
– очень тихо переспросила Ирина.
– А?..
– Ну не подлецом, это я зря... а все-таки с нечистой совестью... На тебя человек надеялся... а ты, раз он тебе не нужен, даже программы ему верной не могла... Неужели только на свете и есть, что любовь?.. А нет ее так для человека встать утром и то лень...
– твердил с отчаянием Сережа, чувствуя, что все уже сказано и что все уже потеряно.
– Все?
– совсем затихающим голосом спросила Ирина.
– Не все... я не могу, когда...
– чувствуя, что слезы выступают у него на глазах, пробормотал Сережа.
– Нет, все!
– с нескрываемой уже ненавистью медленно сказала Ирина. Так вот, знай. Больше ко мне не подходи. Вообразил! Поучения читать... У-у...
Он подумал, что она его ударит, но она не ударила.
Ирина давно уже ушла, а он так и остался стоять на прежнем месте. Перила еще были теплые в том месте, где только что лежала ее рука, и новый соловей ликующе защебетал, зарокотал из темной, пахнувшей душистой сыростью рощи, безвозвратно проплывавшей назад.
На другой день Сережа не заходил в кают-компанию.
Агния подошла к нему на палубе и сказала:
– Надоели вы нам с вашей Ириной. Идите-ка садитесь обедать, не помирать же с голоду.
– Да я обедал, спасибо.
– Где вы обедали?
– В третьем классе, - соврал Сережа.
– В пятом, наверное. Я спрашивала там у девушек. Идите обедать, Ирины сейчас не будет.
Сережа сдался, и в то время как он, понурившись, ел щи в опустевшей кают-компании, так как обеды уже кончились и был перерыв, Агния сидела против него, курила и, сострадательно морщась, рассказывала:
– Всю ночь ревела. Что-нибудь начнешь ей говорить - только огрызается. Что такое у вас? Спрашиваем: обидел? Нет. Ты его обидела? Нет. Поругались на равных правах? Нет. Тьфу ты!..
В Москве Сережа сходил с парохода последним. Ирина стояла у трапа и считала ящики с пустыми пивными бутылками, которые грузчики выносили из кладовой. В руках у нее была тетрадка, и она ставила на ней палочку каждый раз, когда выносили ящик.
– Шесть... Теперь семь...
– вслух считала она.
– Давайте попрощаемся. Всего хорошего, - Сережа остановился позади нее и поставил на землю свой маленький чемоданчик.
– Восемь...
– сосчитала Ирина.
– Прощайте, всего хорошего.
– И, снова отвернувшись, быстро проговорила: - Девять, десять, - и поставила палочки.
Сережа, уныло переминаясь, постоял еще немного, дожидаясь, пока не кончат таскать ящики. Наконец грузчики отошли. Сережа сказал:
– Вот как, значит, закончилось наше путешествие. Давайте хоть попрощаемся по-человечески.
– Прощайте... Что же еще говорить? Я все думаю: не пойти ли мне за Васю Сушкина замуж? Так вы растрогали меня вашим рассказом, до того хорошо все объяснили, что я почти убедилась.
– Не выйдете вы за Сушкина, - угрюмо сказал Сережа.
– Почему это вы такую берете на себя смелость? Почему не выйду?
– Потому что незачем вам за Сушкина идти, раз вы его не любите.
– Нет уж, вы меня убедили... Возьму назло и выйду.
– Кому назло?
– А тем, которые воображают, что они очень хорошие... Которые учить других обожают. Возьму и выйду.
Глядя себе под ноги, Сережа тихо сказал:
– Тогда я буду самый несчастный человек.
– Ничего, - сказала Ирина.
– Ну, теперь в последний раз: прощайте!
– и протянула ему руку.