Но Ирина не приходила. Часа через два разыскала его Агния.

– Вот, здравствуйте, - сказала она, останавливаясь около Сережи. Сидит тут один, впотьмах. Идемте в нашу компанию.

Сережа сказал, что ему не хочется.

– Почему же все хотелось, а теперь вдруг расхотелось?

С внезапно прорвавшейся обидой Сережа выпалил:

– Она там платье наглаживает. Чего мне туда идти?

– Не ходить же ей в мятом, - усмехаясь, сказала Агния.

– Ничего, - сжимая зубы, с мстительным отчаянием сказал Сережа. Ходила не в мятом, в обыкновенном. А теперь понадобилось с шариками...

Агния улыбнулась своим жестким ртом и мечтательно сказала:

– Была бы я мужчиной, не сидела бы я тут в потемках. Если вы любите, так возьмите да и не пускайте ее на берег сходить. А не то что надуться и в угол запрятаться.

– Как это - не пускать? За руку, что ли, я ее держать буду?

– А что ж? Можно и за руку.

– Нет уж, не стану я за руку...
– презрительно сказал Сережа, подумал минутку и тихо добавил: - Да у нее и характер не тот, чтобы за руку удержать...

Он не мог заснуть почти всю ночь, а едва заснул, как проснулся от тревожного ощущения, что происходит что-то нехорошее и тревожное.

Только начинало светать. Было тихо, потому что машины не работали. Теплоход стоял у пристани. С дебаркадера доносились сонные перекликающиеся голоса и слышались торопливые шаги по трапу.

Сережа сразу догадался, что это и есть та пристань, около которой расположено Сумароково. Заложив руки за голову, он уперся глазами в потолок и так пролежал все время часовой остановки, каждую минуту представляя себе, как Ирина в своем платье с кружочками поспешно проходит по трапу, выходит на берег... Стучит в дверь... Выбегает Вася Сушкин, и этот Вася вовсе не смешной дурачок Бубликов, а нагло красивый парень, с приторно нежным теноровым голосом. И сейчас он, может быть, играет на скрипке, которую она привезла, какую-то, тоже пошлую, но привлекательную мелодию, и она слушает, слушает... А потом они разговаривают, не могут наговориться... И весело смеются оба, когда она начинает рассказывать про Сережу...

Ненависть его к Сушкину все прибывала, и, странное дело, ненавидя его, думая о нем с отвращением и гадливостью, Сережа представлял себе его все более красивым, интересным, умным и ненавидел его за это еще больше, начиная проникаться уверенностью, что по сравнению с Сушкиным сам-то он совершенно тусклое, бесцветное существо...

Наконец раздался гудок. Заработали машины, каюта начала знакомо тихонько подрагивать. Все кончилось. Теперь, наверное, уже все выяснено, решено...

Когда утром Сережа вышел к завтраку в кают-компанию, там все было как всегда. Слепящие солнечные пятна лежали на белых скатертях, вспыхивали оранжевыми, зелеными и красными огоньками подрагивающие от легкой тряски бокалы, и занавески трепыхались на окнах, пропуская легкий ветерок с запахом луговых трав.

Скосив на Сережу глаза, мимо быстро прошла Агния, плавно неся большой поднос, уставленный маленькими сковородочками с яичницей и вазочками с салатом.

Сережа сидел спокойно, безразличный, весь еще полный своих утренних мыслей и, как ему казалось, готовый ко всему.

Агния вернулась с пустым подносом и, сметая салфеткой крошки со скатерти, тихо проговорила:

– А ведь проспала наша красавица... Васю-то своего. Всю остановку проспала.

Ирина тоже подошла, как будто для того, чтобы задернуть занавеску, и сердито сказала вполголоса:

– Что тут смешного? Проспала! Ну и дура, что проспала! Свинство, и все.
– Она с досадой передернула занавеску на медных колечках, сердито посмотрела на Сережу и, продолжая хмуриться, против воли улыбнулась.

Чувствуя, как с каждым мгновением делается все легче на сердце и веселей, Сережа откинулся на спинку стула и, повернув голову, стал смотреть, как медленно уплывает назад зеленый луговой берег Волги, отделенный от парохода широкой полосой сверкающей серебряной рябью воды, и глубоко вздохнул: и какой только чудак мог это выдумать, что жизнь идет волнообразно?

Вечером в каюте у девушек потухла висевшая под потолком лампочка. Сережа заявил, что смешно по такому пустяковому делу вызывать электрика, и взялся сам посмотреть, в чем там дело.

Так как лестницы под рукой не было, он поставил на маленький столик табуретку, принесенную Ириной из кухни, и осторожно взобрался на это пошатывающееся и поскрипывающее под ним сооружение.

– Свалитесь, вот честное слово свалитесь, - с тревогой говорила Ирина, придерживая обеими руками табуретку.

Выказывая приличное мужчине полное пренебрежение к опасности, Сережа только усмехнулся. Вывинтив лампочку, он посмотрел ее на свет и бросил вниз, на подушку.

– Перегорела, вот и все. Давайте, где у вас там запасная.

Табуретка скрипнула и качнулась, обнаруживая желание сложиться всеми ножками.

– Да вы хоть не шевелитесь там, - крикнула Ирина.
– Ведь правда упадете!

– А вам жалко будет, если я упаду? Где у вас лампочка?

– Табуретку жалко, она казенная все-таки. Лампочка у меня в кармане, да я руку отпустить боюсь.