Под вечер прокурор познакомился с материалами следствия, допросил Кривенко и распорядился взять его под стражу и поместить в следственный изолятор.

На обшарпанных нарах Павел обхватил голову руками, уперся локтями в колени. "Дремлет", - подумал дежурный, закрывая маленькое окошко на обитой жестью двери. Но дремота обходила Павла - мысли роились и жалили, как пчелы. Зачем нужно было, вернувшись из Синевца, задерживаться у Дуськи? Почему сразу не убежал от Пасульского? Была же возможность! Еще там, в колхозе, когда вызвали в контору. "Ты баклуши бьешь, а нам лесоматериалы нужны!" Он спокойно ответил: "В назначенное время лес будет тут". Вошел Пасульский: "О! На ловца и зверь бежит!" И при всех сказал, будто Ирина требует алименты на дочь и придется Павлу ехать в Синевец.

"Если б я знал, Павел, - сказал председатель, - что ты уклоняешься от уплаты алиментов, я бы тебя на работу не взял".

Павел пропустил это мимо ушей. Спросил Пасульского: "Разве у Ирины есть претензии?" - "А ты считаешь, я на прогулку приехал?" Председатель добавил: "Любишь, Павел, смородину - люби и оскомину. Поезжай, утряси, что нужно, и возвращайся".

Пока Павел собирался в дорогу, Пасульский ждал в конторе. "Вот когда нужно было бежать!" - горевал теперь он. Не сообразил. Почему? Не испугался вызова в Синевец, даже обрадовался: "Ирину увижу, поговорю с ней... Я и без суда согласен платить. Мы договоримся..."

Не испугала его и мысль о сгинувших по его вине колхозных конях. "Рассчитаюсь!" Достал из-под обивки диван-кровати спрятанные там деньги, сунул в карман - пригодятся. До самого Синевца пытался угадать, как встретит его Ирина. "Денег не пожалею. И сверчку этому, Митьке, трояк на конфеты кину... Ирина подобреет..."

И ни о чем другом не думал. С верхней полки смотрел в окно вагона. Перед глазами плыли знакомые места, и чем ближе был Синевец, тем чаще билось сердце.

Пасульский закрыл журнал "Украина", вытащил бумаги из планшетки. А на Павла вдруг нашло: "Все. Пропал! Засудят... Я крал деньги..."

Не спеша спустился вниз. Брился, умывался, а в голове крутилось: "Лейтенант меня в тюрьму упечет... Не алименты, не дохлые кони причиной тому, что приехал за мной. Нужно спасаться. Бежать!"

Из вагона выходил настороженный. "Если посадят в машину, удрать не удастся". На привокзальной площади участковый инспектор поискал кого-то взглядом. Он даже остановился перед черной "Волгой". В ней не было шофера. Пасульский махнул рукой: "Пошли".

Вокзал остался позади, а Павлу все не верилось, что идут пешком. На тихой, темной улице он опомнился, метнулся было в ближайший подъезд, но лейтенант схватил его за воротник: "Стой!" Павел резким движением выхватил из кармана бритву (спрятал, когда брился), махнул Пасульскому по глазам и бросился бежать.

Участковый инспектор скорчился, застонал, стал хватать воздух широко открытым ртом.

Кривенко бежал к речке через широкий двор, заставленный полными и пустыми бочками. Всполошил ленивого пса, который вылез из темного угла. И сам испугался. На мгновение остановился. Опять побежал. Внизу шумела вода, шелестели вербовые кусты. "Туда. Скорее туда!" И тут раздался выстрел и крик: "Стой!"

Залаяли собаки. На выстрел прибежал патрульный милиционер...

"За что вы так жестоко обошлись с Пасульским?" - хмурилась Кушнирчук на допросе.

"Чтобы убежать!"

"От наказания не убежите. Придется ответить за телесные повреждения, причиненные представителю власти. Статью Уголовного кодекса я вам читала, с выводами медицинской экспертизы познакомила. Итак, признаете вину?"

"Частично..."

"Почему не полностью?"

"Если бы Пасульский не схватил меня, дал убежать, я бы его не тронул".

"Лейтенант исполнял служебный долг, а вы проявили дикую жестокость. Как оцениваете свой поступок?"

"Никак. И человек может стать зверем, чтобы выжить".

"Смертельная опасность вам не угрожала даже в такой мере, как тогда, когда Пасульский вас, маленького мальчика, снял с парома. Так вы его отблагодарили?"

Кривенко постучал кулаком по колену.

"Меня Пасульский спас, а отца застрелил".

"Экспертизой доказано, что ваш отец застрелился сам".

"Ваша экспертиза вам и служит".

"Эксперты служат закону и отвечают за свои выводы".

Кривенко сощурился.

"Я в это не верю".

"Дело ваше, - спокойно сказала Наталья Филипповна. - Так вы отрицаете нападение на участкового инспектора Пасульского?"

"Что было, то было, никуда не денешься", - покорно сказал Павел, словно надеялся в покорности найти шансы на спасение. А они, эти куцые шансы, обошли его...

Павел вскочил. Заходил по камере взад-вперед. Отойдет от стены с зарешеченным окошком и шагает к двери - ходить легче, чем лежать.

"Если б не Пасульский, может, и не докопались бы до фиктивных ведомостей. За то, что незаконно начислил и взял себе две тысячи двести рублей, будут судить. Жадность погубила..."

Защитником Павел решил взять знакомого адвоката, который писал запрос в исправительно-трудовую колонию, разыскивая Балагура. Адвокат найдет копию запроса, процитирует и скажет: "Как видите, и тут подсудимый Кривенко проявил человечность, взял на себя заботы по розыску Балагура..."