— Удачи.

До места доехали за полчаса. По дороге одного из оперов забросили к пожарным. С гаишным дознавателем связаться не удалось. Но и так опера нутром чувствовали: «Москвич» тот самый.

Время приближалось к полуночи. Поплутали немного в темноте. Нашли.

Дворик— тупичок осветили фарами двух машин. В безжалостном свете фар остов автомобиля выглядел особенно жалко. Шины сгорели, и кузов машины осел, стоял низко, на одних дисках. Какого цвета машина была при жизни, сказать уже невозможно. Номера отсутствуют (позже выяснится: их снял дознаватель).

— Ладно, давайте сверим номера движка и кузова, — сказал Петров.

От жара капот перекосило, открыть его удалось, только орудуя монтировкой и топором. Работали весело, подначивая друг друга.

— А где у него номер двигателя?

— Эх, Колюня, европеец ты сиволапый, про джипы ты, блин, все знаешь. А чудо отечественного автомобилестроения, самодвижущийся экипаж «М-2140» не изучил. Стыдоба!

Закопченные номера на блоке и кузове оттерли песком. Точно — он. Вскрыли багажник. Ползая с фонарями, обшарили все вокруг. Ничего! Натоптано изрядно, но нет никаких признаков тушения. Видимо, пожарные приехали, когда тушить было уже нечего.

— Стой, — закричал вдруг в темноту Колюня, — стой, твою маму! Человек в доме, — бросил он уже на бегу, выхватывая ПМ.

Лучи фонарей метнулись на стену дома, освещая пустые, без стекол окна. Еще двое оперативников с оружием в руках бросились к зданию, азартно запрыгнули в окна.

Петров подошел к «УАЗу» и стал работать фарой-искателем. Внутри метались силуэты и тени. Спустя секунд двадцать донесся голос Сынка:

— Стоять! Работает РУОП! Руки! Застрелю, сучара!

— Не стреляй! — голос хриплый, испуганный.

Через полминуты сильные руки вытолкнули через оконный проем человечка. Упал он неловко, набок. Медленно поднялся на колени.

Замызганная куртка «Аляска». Щетина, запах немытого тела, страха и перегара. Бомж!

Руоповцы, рослые и тренированные мужики, привычные догонять и брать, врываться в подвалы, квартиры и притоны, где запросто может поджидать с топором или обрезом в руках одурманенная наркотой и водкой сволочь, привычные силой противостоять силе, стремительно и жестко пресекать любое сопротивление, смотрели на бомжа презрительно, но с надеждой. Возможно — свидетель!

— На хер и вообще было его ловить! — сказал опер. — Ну ты, гражданин свободной России, что ты, сука, там делал?

Жалкий маленький человечек стоял на коленях в окружении крутых, уверенных в себе мужиков. В него били лучи мощных фонарей. Он был напуган, плохо соображал пропитыми мозгами и потому молчал.

Один из оперов несильно толкнул его ногой в плечо:

— Что ты там делал, пидор? Шнелль!

Человечек заплакал. Слезы оставляли светлые полосы на лице.

— Живу я здесь, — промычал он. Петров присел на корточки и несколько секунд молча смотрел на бомжа. Ни жалости, ни сочувствия он не испытывал.

— Ну ладно, ладно, — сказал майор, — не плачь. Никто тебя не тронет. Звать-то как?

— Фе-Федор, — всхлипывая, выдавил из себя человечек.

— Смотри-ка, — радостно удивился Петров, — мы с тобой, братцы, тезки, оказывается. Я тоже Федька.

Майор наврал — звали его Андрей. Однако учебник «Прикладная психология» в разделе «Установление контакта» рекомендует и такой метод. Примитивно, конечно, но в определенных ситуациях работает.

— Закурить, тезка, хочешь?

Курить Федор не мог — стоило ему затянуться, как начинался злой, резкий кашель. Сам не зная почему, он кивнул. Петров тоже курил очень редко — когда выпьет или когда нужно по делу.

— Дайте, мужики, сигареток, — попросил он, сидя на корточках напротив «тезки».

Сверху протянули две пачки. Капитан Тоболов предлагал «Норт-стар», Сынок -

«Кэмэл». Майор выбрал «Кэмэл». Закурили. Федор сразу закашлялся.

— Что, братуха, крепкие?

— Ага.

— И мне крепковаты, — согласился майор. — А ты, Федор, один тут живешь-то?

— Не… с Галькой.

— А Галька-то где?

— Да там, — бомж неопределенно махнул рукой в сторону дома, — прячется.

Петров — снизу вверх — пристально посмотрел на лица подчиненных.

— Розыскники, мать в душу. Капитан Тоболов рванулся к дому.

— Не надо, — остановил Петров, — ты, Федя, позови ее. Никто обижать не будет. К вам-то никаких претензий нет, мы… по угону работаем. Ты днем-то не видел, кто эту тачку сжег?

Человечек молчал. Жизнь бомжа — не сахар. Она наполнена опасностями покруче, чем у какого-нибудь киношного супермена. Обидеть, избить и даже убить бродягу может любой. Часто и убивают. Самого Федора год назад несколько часов били в Токсово подростки. Остановились тогда, когда показалось — умер. А он выжил, четыре дня отлеживался в овраге… От ментов тоже ничего хорошего не жди. Он уже пожалел, что сдуру сказал про Гальку. А слово не воробей — пришлось звать. Голос звучал виновато.