Говоров был очень собой доволен. Все вопросы попадали точно в цель.

Вместе с приборкой в кабинете и внешний облик сержантов тоже разительно Изменился: они ободрились, подтянулись, вдруг вспомнили, что находятся на ответственной государственной службе. Лица пылали желанием совершить подвиг. Они с интересом следили за разговором Говорова с Камышевым, понимая, что на их глазах происходит что-то большое, значительное, что они в своей заштатной провинции могли видеть лишь по телевизору.

Говорова озарила гениальная догадка.

– Это Полуэктов дал вам задание убить Трубицину?

– Что?!
– вскричал в панике капитан и попытался выхватить пистолет, но был крепко схвачен сержантами за руки.

– Что, не ожидали?!
– рассмеялся Андрей.
– Не ожидали, что мы обо всем знаем? Мы давно за вами следим, капитан. Запираться бесполезно. Хомова и Овчаренко, которым вы заплатили десять тысяч долларов за убийство Трубициной, опознали вас по фотографии.

Последние остатки мужества покинули Камышева, и он не по-мужски запричитал:

– Я не хотел этого делать! Меня заставили! Клянусь, гражданин следователь!

Нет, он не был героем. Человек, однажды предавший, продавший долг, честь и совесть, уже не способен на поступок. Он вынужден всю оставшуюся жизнь пресмыкаться и подличать. Говорову очень нравился ход своих мыслей, да и собой он сейчас охотно любовался.

– Кто заставил? Полуэктов?

– Да. Он. Я не мог отказаться. Иначе он бы меня убил.

– Добрецова знаете?

– Кого, простите?
– угодливо переспросил Ка-мышев.

– Добрецова Алексея Владленовича?

– Никак нет. Не знал. Я знал одного лишь Полуэктова и выполнял его указания.

– Ребята, - обратился Андрей к сержантам, - разоружите этого бывшего капитана нашей славной милиции и наденьте на него наручники.

Те с готовностью и даже радостью выполнили указание. Теперь у них будет право вспоминать о том, как они лично брали особо опасного преступника, большого милицейского чиновника. Эти воспоминания со временем будут обрастать все новыми леденящими душу подробностями и еще долгие годы будут согревать их вялые и серые будни.

– У вас есть бланки протоколов задержания? спросил Говоров.

– Ага. Я сейчас.
– Березин из верхнего ящика стола достал бланки, положил на стол. И, с восхищением глядя на Андрея, проговорил: - Здорово вы его раскололи! Высший класс!!

– Ничего особенного. Работа, - небрежно ответил тот. Сел за стол и оформил протокол задержания.
– Гражданин Камышев, вы задерживаетесь по подозрению в организации убийства Трубициной Екатерины Павловны. Вам ясно, в чем вы подозреваетесь?

Но Камышев уже не был способен к диалогу и лишь молча кивнул. Андрей записал показания капитана, дал ему их прочесть и расписаться. После чего насмешливо спросил:

– А помните, Валентин Афанасьевич, как перекрестили меня в тамбуре вагона и сбросили с поезда?

От этого вопроса Камышеву стало совсем плохо, он затрясся всем телом, а затем притворился, что потерял сознание. Но это сейчас уже не имело значения. Это не к спеху. Это потом, когда он подробно расскажет и о причинах, заставивших его это сделать, и о многом другом.

Сержант Коля притащил от начальника станции старенькую пишущую машинку "Москва", и Андрей отпечатал на ней постановление об этапировании подозреваемого Камышева в ИВС Новосибирска.

Глава 8

В одиннадцать часов вечера на квартиру к Добрецову позвонил Максим Капустин и доложил, что задуманная операция проведена успешно. Киллер убил Полуэктова и его жену, а сам с небольшой шишкой на голове упакован и доставлен по назначению.

– Где вы его содержите?
– спросил Алексей.

– У нас в спорткомплексе. Здесь у меня для этого идеальные условия. Желаешь на него взглянуть?

– Нет, уже поздно. Завтра утром в восемь я буду там. Смотри, ты отвечаешь мне за него головой.

– Обижаешь, шеф. Как ежели что, так сразу что, почем и почему. А как не так, так вот тебе и пожалуйста.

– Юморист!
– добродушно усмехнулся Добрецов.
– Ладно, бывай.

"Все по плану идет. Все по плану. По какому-то страшному плану", всплыли в сознании строчки из стихотворения поэта Кузнецова. Поэт будто предвидел надвигавшиеся события. Как и Лермонтов:

"Настанет год, России черный год, когда царей корона упадет". А может быть, поэты действительно являются посланцами Космоса и им дано заглянуть в будущее? Возможно, возможно. Хотел бы и он туда заглянуть. А впрочем, он и без того знает, что там у него будет полный порядок. Будущее надо не только уметь прогнозировать, но и строить самому. Он умеет.