В 1916 году видный историк и литератор П.Е.Щеголев опубликовал объемистую (около 400 с.) книгу "Дуэль и смерть А.С.Пушкина", в которой подвел итоги предшествующих - восьмидесятилетних - разысканий, но позднее, в 1928-м, вышло новое, почти в полтора раза увеличившееся по объему издание этой книги, и в предисловии П.Е.Щеголев констатировал, что "новые материалы, ранее мне недоступные и раскрытые революцией в 1917 году... побудили меня к пересмотру истории дуэли".

Этот пересмотр так или иначе отразился в сочинениях и других виднейших тогдашних пушкиноведов, таких, как М.А.Цявловский, Б.Л.Модзалевский, Б.В.Казанский, Д.Д.Благой. Последний много позднее, в 1977 году, резко критически высказался о первом издании книги П.Е.Щеголева: "Национальная трагедия превратилась под пером исследователя в довольно-таки банальную семейную драму: муж, молоденькая красавица жена и разрушитель семейного очага, модный красавец кавалергард".

Резкость Д.Д.Благого имеет свое объяснение. Дело в том, что в 1960-1970-х годах часть пушкиноведов в значительной мере возвратилась к давнему и, казалось бы, полностью пересмотренному представлению о событиях 4 ноября 1836 года - 27 января 1837 года. Благой считал (и не без оснований) инициатором этого возврата А.А.Ахматову, питавшую своего рода "ревность" к жене Пушкина, ревность, которую можно понять и даже принять как состояние души Ахматовой-поэта, но которая едва ли уместна в исследовании истории пушкинской дуэли, а Анна Андреевна долго работала над сочинением "Гибель поэта". Благой писал тогда же об этом сочинении: "До крайних пределов осуждения и обвинения жены Пушкина дошла Анна Ахматова..." И поскольку главной "виновницей" гибели Поэта оказывалась его жена, вся история дуэли с неизбежностью превращалась в чисто семейно-бытовую драму...

Вслед за Ахматовой по этому пути пошли преклонявшиеся перед ней пушкиноведы - прежде всего С.Л.Абрамович. Ее сочинения, опубликованные массовыми тиражами (так, в 1984-1994 годах четыре ее книги о последнем годе жизни Поэта были изданы общим почти полумиллионным тиражом), как бы заслонили то, что написано о гибели Поэта в результате упомянутого "пересмотра".

Многие существеннейшие факты, которые, в частности, были со всей достоверностью выявлены в книге П.Е.Щеголева 1928 года, либо перетолковывались, либо попросту замалчивались в сочинениях пушкиноведов "ахматовского" направления. И цитированная отповедь Д.Д.Благого не изменила положения. В результате ныне опять, как и в начале века, широко распространено представление, сводящее историю дуэли к противостоянию Пушкина и пошлого красавчика Дантеса, что не только искажает суть дела, но и, в сущности, принижает Поэта...

Действительное противостояние с этим, по пушкинским словам, "юнцом", изрекающим "пошлости", которые к тому же "диктовал" ему нидерландский посланник Геккерн, имело место только в самом начале - 4 ноября 1836 года. В тот день Пушкину и нескольким близким ему людям был доставлен пасквильный "диплом", сообщавший об измене его жены. И поскольку в предшествующие месяцы Дантес довольно-таки нагло волочился за Натальей Николаевной, Поэт сгоряча (что вообще было ему свойственно) послал ему вызов. Однако на следующее же утро по просьбе заявившегося к Пушкину "приемного отца" Дантеса, Геккерна, дуэль отложили на сутки, еще через день - на две недели, а 17 ноября Пушкин взял свой вызов обратно, признав при этом устно и письменно, что Дантес - "благородный" и "честный" человек; позднее, в декабре, он в письме к своему отцу даже назвал Дантеса "добрым малым"...

Все это давно и точно известно, но, поскольку история дуэли сведена в популярных сочинениях о ней к пресловутому бытовому треугольнику, многие люди полагают, что отсрочки имели, так сказать, случайный характер, Пушкин жаждал "наказать" Дантеса и позднее, 25 января 1837 года, послал ему имевший роковые последствия новый вызов, хотя на деле-то он отправил тогда крайне оскорбительное письмо не Дантесу, а Геккерну...

4 ноября и в ближайшие последующие дни Пушкин был, как известно, наиболее откровенен со своим тогдашним молодым (ему было 23 года) приятелем - будущим незаурядным писателем графом В.А.Соллогубом, который 4 ноября принес полученный им (и не распечатанный) конверт с экземпляром "диплома". Ряд сведений из воспоминаний Владимира Александровича очень важен, и мы к ним еще вернемся. Пока же отмечу, что молодой человек тогда же предложил Пушкину быть его секундантом, но тот, горячо поблагодарив, решительно возразил: "Дуэли никакой не будет..." (А.С.Пушкин в воспоминаниях современников. М., 1974. Т.2. С.300).

И дело здесь, очевидно, в том, что Пушкин только после отсылки вызова Дантесу вчитался в "диплом" и уяснил истинный его смысл. В нем говорилось, что Александра Пушкина "избрали" заместителем "великого магистра" ордена рогоносцев Д.Л.Нарышкина и "историографом ордена"; подписал "диплом" "непременный секретарь" ордена граф И.Борх.

Все детали здесь были, пользуясь модным сейчас определением, сугубо знаковыми. Во-первых, весь тогдашний свет знал, что в 1804 году молодая красавица жена Д.Л.Нарышкина (моложе мужа почти на столько же лет, что и жена Пушкина) стала любовницей императора Александра I, и Нарышкин за "услуги" жены получил высший придворный чин оберегермейстера* . И вот Пушкина, оказывается, "избрали" в "заместители" Нарышкина, "избрали" во время царствования младшего брата Александра 1 - Николая I!

Далее, красавица жена "непременного секретаря ордена рогоносцев" графа И.М.Борха, Любовь Викентьевна, славилась крайне легким (да и попросту непристойным) поведением, о чем говорил и сам Пушкин; но главное заключалось в том, что она была ровесницей и родственницей жены Поэта: ее дед И.А.Гончаров - родной брат (младший) Н.А.Гончарова, прадеда Натальи Николаевны. То есть имя графа Борха было введено в "диплом" потому, что его распутная супруга и Наталья Николаевна - из одного рода... (см. об этом: Щеголев П.С. Дуэль и смерть А.С.Пушкина. М., 1987. С.374).

Наконец, сугубо многозначительным было и "избрание" Поэта "историографом ордена". Через полгода после женитьбы Пушкина Николай I назначил его "историографом", о чем Александр Сергеевич писал 3 сентября 1831 года своему задушевному другу П.В.Нащокину: "... Царь... взял меня в службу, т.е. дал мне жалования... для составления Истории Петра I. Дай Бог здравия Царю!"

Здесь целесообразно сделать краткое отступление на тему "Поэт и царь". В течение длительного времени (это началось задолго до революции) Николая I изображали в виде яростного ненавистника Поэта, думающего только о том, как бы его унизить и придавить. Это, конечно, грубейшая фальсификация*, хотя вместе с тем определенные противоречия и даже несовместимость царя и Поэта были неизбежны. Очень характерна в этом отношении предсмертная фраза, которую, как считают многие, сочинил за Пушкина Жуковский: "Скажи Государю, что мне жаль умереть; был бы весь его", то есть, значит, при жизни - не был... И если даже эту фразу сочинил Жуковский, она тем более выразительна: не мог не признать и Василий Андреевич, что Поэт принадлежал иному духу и воле.