Всю эту зиму он ужинал между Крюднер и Мэри Пашковой, которой эта роль вовсе не нравилась... После покойный Бенкендорф заступил место Государя при Крюднерше. Государь нынешнюю зиму (то есть зиму 1845 года.- В.К.) мне сказал: "Я уступил свое место другому".

Из этого рассказа нередко делают вывод, что Амалия Крюднер в конце концов стала любовницей Николая I, а затем Бенкендорфа, - что, конечно, весьма снижает ее образ. Но, во-первых, нельзя забывать следующего. Пушкин, который очень любил Александру Смирнову-Россет, подарил ей в 1832 году альбом для ведения дневника. Он сам озаглавил его "Исторические записки А. О. С." и предпослал ему стихотворный эпиграф, написанный как бы от имени самой Смирновой, - "В тревоге пестрой и бесплодной...". Но заканчивается это стихотворение так:

И шутки злости самой черной

Писала прямо набело.

В рассказе об Амалии Крюднер вполне можно видеть именно такую "шутку". К тому же из рассказа отнюдь не следует, что отношения царя с Амалией "дошли до конца". Вместе с тем совершенно очевидно, что Амалия Крюднер, смогла установить самые дружеские отношения и с Николаем I, и с Бенкендорфом. И это открывало перед ней громадные возможности.

В августе 1843 года опальный Тютчев, отставленный от службы и лишенный звания камергера, прибыл в Петербург. Он едва ли мог хоть чего-либо добиться от своего бывшего начальника Нессельроде. Но 7 сентября Амалия Крюднер устроила ему неофициальную встречу с Бенкендорфом.

После длительной беседы Бенкендорф пригласил Тютчева 9 сентября отправиться вместе с ним и супругами Крюднер погостить в его поместье Фаль около Ревеля (Таллина), - пригласил, как сообщил Тютчев жене, "с такой любезной настойчивостью... что отклонить его предложение было бы невежливо".

Совсем еще недавно было широко распространено мнение, что Бенкендорф (1783-1844) был безнадежно тупым и недальновидным бюрократом. Исследование

историка И.В.Оржеховского о Третьем отделении - "Самодержавие против революционной России" (М., "Наука", 1982),- исследование, опирающееся на громадные архивные разыскания, развеивает это штампованное представление.

Конечно, Бенкендорф стоял на страже "порядка" и с подозрением относился к любым "вольнодумным" началам, но в то же время он хорошо понимал, что именно в той среде, где рождаются эти начала, сосредоточены наиболее культурные и честные люди, которых он постоянно пытался привлечь на свою сторону. Как и множество офицеров 1812 года, Бенкендорф в первые годы после Отечественной войны принадлежал к ранней декабристской организации "Соединенных друзей" (в нее входили Пестель, Грибоедов, Чаадаев, Сергей Волконский, Матвей Муравьев-Апостол и др.) и состоял в товарищеских отношениях с целым рядом будущих виднейших участников движения.

В 1821 году Бенкендорф побывал во Франции, где его восхитила организация жандармерии. Он решил создать нечто подобное в России. И - хотя это может показаться в высшей степени странным - обратился за поддержкой не к кому иному, как... к декабристам. Виднейший деятель движения Сергей Волконский вспоминал в своих известных "Записках": "Бенкендорф возвратился из Парижа при посольстве и, как человек мыслящий и впечатлительный, увидел, какую пользу оказывала жандармерия во Франции. Он полагал, что на честных началах, при избрании лиц честных, смышленых, введение этой отрасли соглядатаев может быть полезно и Царю, и Отечеству, приготовил проект о составлении этого управления и пригласил нас, многих своих товарищей, вступить в эту когорту, как он называл, добромыслящих, и меня в их числе; проект был представлен, но не утвержден..." После 14 декабря Бенкендорф представил новый проект, который Николай 1 быстро утвердил... Уже 27 июля 1826 года III отделение в составе семнадцати сотрудников под руководством Бенкендорфа приступило к работе (в 1841 году количество сотрудников было увеличено до двадцати шести человек).

И надо сказать, что Бенкендорф постоянно стремился привлечь в свое учреждение, как он сам говорил, "людей честных и способных", - невзирая даже на все их "вольнодумство". Так, например, в 1829 году Бенкендорф пытался сделать сотрудником III отделения самого Пушкина!

Вот почему не приходится удивляться тому, что Бенкендорф так внимательно отнесся к Тютчеву. Он принял его вначале, надо думать, только благодаря рекомендациям Амалии Крюднер. Но затем он пригласил Тютчева в свое поместье явно уже по личной инициативе, - поняв, что перед ним в высшей степени "честный и способный человек".

Но у Тютчева были свои собственные планы, и он блестяще использовал Бенкендорфа для их осуществления. Прежде всего стоит сказать о наиболее очевидном: отправившись 19 сентября прямо из поместья Бенкендорфа в Мюнхен, Тютчев за год покончил со своими делами в Германии и 20 сентября 1844 года высадился с корабля в Кронштадте, - что и было его окончательным возвращением на родину. Через полгода "по высочайшему повелению" он снова зачисляется на службу в Министерство иностранных дел и ему возвращается звание камергера.

Но Тютчев одержал и иную, более глубокую по смыслу победу. Высказав при первой же встрече с Бенкендорфом свои мысли о соотношении России и Запада, он явно произвел очень сильное впечатление.

Тютчев писал родителям о Бенкендорфе из Ревеля: "Что мне особенно приятно, это его внимание к моим мыслям относительно известного вам проекта, и та поспешная готовность, с которой он оказал им поддержку у Государя: потому что на другой же день нашего разговора он воспользовался последним своим свиданием с Государем перед отъездом, чтобы довести о них до его сведения. Он уверил меня, что мои мысли были приняты довольно благосклонно, и есть повод надеяться, что им будет дан ход".