Владимир Козлов
Брестская крепость
За окном автобуса мелькают поля, деревянные домики, коровники и силосные башни.
Классная берет микрофон, стучит по нему, дует.
– Слышите меня, ребята?
– Да!
– Хочу еще раз напомнить наш план на сегодня. Едем, пока не станет темно, останавливаемся в лесу на ночлег, ставим палатки, ужинаем и ложимся. А завтра с утра выезжаем, чтобы часам к двенадцати прибыть в Брест.
– А картошку печь будем?
– спрашивает Синицына.
– Да, конечно, и картошку печь, и сало жарить... А вот вы помните, ребята, сколько лет назад была оборона Брестской крепости?
– В сорок первом, значит сорок шесть лет назад!
– кричит выскочка Кутепова.
Онищенко говорит мне:
– Пацаны взяли "смагу". Будешь пить?
– Не, я не пью.
– Что, не куришь и не пьешь? Здоровеньким помрешь, да? А поебаться хочешь? Мы не курим и не пьем, только девок мы...
Нестеренко поворачивается к нам.
– Онищенко - ты такой уже пустомеля...
– Чего это я пустомеля?
– Сам знаешь.
– А хочешь, докажу, что не пустомеля?
– Он улыбается.
– Хочешь попробовать?
Нестеренко фыркает, отворачивается.
Онищенко наклоняется мне к уху, шепчет:
– Знаешь, с кем можно из наших баб поебаться? С Колтаковой. Она уже не целка. Ее летом в деревне пацаны отработали.
– Откуда ты знаешь?
– Она сама рассказала. Что, поверил? Один ноль в мою пользу. Нет, конечно, - пацаны говорили. Короче, один пацан, типа она с ним ходила, завел к себе домой, а потом еще и друзья евоные пришли - накончали ей на пузо, на платье. А она - заяву ментам.
– И что?
– Сели пацаны. По пятнадцать лет - прикидываешь? За то, что групповая. Слушай анекдот. Судят мужика. За групповое изнасилование крупного рогатого скота... Поднимается он. У него спрашивают: а где остальные, где - группа? Я был один.
Онищенко хохочет, я улыбаюсь. Он спрашивает:
– Что понял?
Я киваю.
Стоим на поляне - я, Онищенко, Курилович, Малеев и Усаченок. Все курят, кроме меня.
Малеев говорит:
– А я там знаете, что видел? Затычки. Бабы наши меняли затычки, и старые выбросили.
– Пиздишь, - говорит Усаченок.
– Пошли - покажу, если не веришь.
Онищенко спрашивает:
– А где, в какой стороне?
– В той.
– Малеев показывает в сторону леса. Онищенко поворачивается ко мне.
– Пошли посмотрим, Вова.
– Ай, неохота.
– Пошли, что ты ломаешься, как целка?
– Пацаны хохочут.
– Мы сейчас придем, без нас не начинайте.
– Еще сначала принести надо.
– Курилович идет к палаткам.
Выходим с Онищенко на поляну. Курилович держит в руке зеленую бутылку из-под водки.
– Ну что, нашли?
– Не-а. Дай-ка шахнуть, - говорит Онищенко.
– Значит, плохо искали. Держи.
Онищенко отпивает, смотрит на меня.
– Что, может ебнешь, Вова? А то...
Я беру бутылку, подношу ко рту. В ней - мутная самогонка. Горлышко мокрое, в слюнях. Я делаю глоток, протягиваю бутылку Куриловичу. Онищенко перехватывает, делает большой глоток.
– Малый, ты что - охуел?
– орет Малеев.
– Хочешь один все выжрать?
– Ты говорил - еще есть вторая...
– Ну и что, что есть? А на завтра?
– Завтра возьмем пива.
– Где ты его возьмешь?
– В Бресте. Я тебе отвечаю. Иди за второй, пока Классуха не засекла, что нас нет.
Идем к костру. Онищенко дебильно улыбается, шатается, цепляется за деревья. По остальным ничего не заметно. Курилович хватает Онищенко за плечи.
– Малый, кончай выебываться. Классная засечет - всем пиздюлей ввалит, не только тебе.
– Классная... С пиздой красной...
– Сейчас договоришься... Будет тебе и с красной, и с голубой.
Бабы и Классная сидят у костра, жарят на прутиках сало. Классная говорит:
– А вот и наши мальчики... Где это вы ходите? Мы уже заскучали...
Малеев говорит:
– Мы спать пойдем... Завтра вставать рано...
– Как хотите. А то посидели бы с нами...
Нестеренко смотрит на Санину, ехидно улыбается. Она - самая красивая в классе, лучше всех одевается. Сейчас она в коричневых штроксах "Rifle" с заклепками и в серой югославской ветровке.
Онищенко тихонько поет мне в ухо: