Но обо всем этом ему не хотелось думать. Всем его существом завладела сидящая рядом женщина, чем-то похожая на весенний цветок. Джон задумался о том, сколько времени он сможет отгонять от себя воспоминания о прошлом. Продержится ли он еще несколько минут? Сумеет ли провести в обществе этой женщины целый день?

— О Господи! — нарушила Белл его невеселые мысли. — Я забыла заказать чай, — поднявшись, она прошла через комнату к шнуру колокольчика.

Джон поднялся вместе с ней, стараясь перенести тяжесть тела на здоровую ногу. Прежде чем Белл успела сесть, в комнату быстро и бесшумно вошел Норвуд. Белл распорядилась, чтобы им принесли чаю и печенья, и Норвуд вышел — так же тихо, как и вошел, притворив за собой дверь.

Белл проводила взглядом выходящего из комнаты дворецкого, а затем повернулась к Джону. Она как бы заново увидела его. Он выглядел таким привлекательным и стройным в костюме для верховой езды, а в глазах его было такое откровенное восхищение и обожание, что у Белл перехватило дыхание. Но почему-то ей припомнились его слова, сказанные днем раньше.

«Я совсем не тот мужчина, каким вам представляюсь».

Правда ли это? Возможно ли, чтобы он ошибался в самом себе? Ответы казались Белл слишком очевидными. Она узнала их в те минуты, когда Джон читал стихи или крепко держал ее в объятиях, пока они верхом возвращались к дому. Надо только, чтобы кто-нибудь объяснил ему, какой он славный и сильный. Смела ли Белл надеяться, что Джон нуждается в ней?

Она пересекла комнату и остановилась прямо перед Джоном.

— По-моему, вы очень хороший человек, — мягко произнесла она. Неудержимая волна нежности и страсти подхватила его, сметая барьеры благоразумия, которыми он тщетно пытался отгородиться от Белл.

— Нет, Белл. Прежде чем вы встали, чтобы позвонить, я как раз собирался сказать… — Господи, как же ей объяснить? — Я хотел сказать…

— Что, Джон? — невыносима ласково прервала она. — Что вы хотели мне сказать?

— Белл, я…

— О поцелуе?

В нем бушевала чувственная буря. Белл стояла перед ним, словно предлагая себя, и было просто невозможно прислушиваться к доводам рассудка. — О Господи, Белл, — простонал он, — вы не понимаете, что говорите.

— Нет, понимаю. Я помню каждый миг нашего поцелуя у пруда.

Взывая о Божьей помощи, Джон шагнул к ней. Не совладав с собой, он протянул руку и сжал ладонь Белл.

— О Джон! — вздохнула она, глядя на его руку так, словно та была в силах исцелить любую боль.

Выдержать такое преклонение и чистую веру он не смог. Со стоном, в котором смешались счастье и мука, он грубо привлек ее к себе. Их губы слились в жарком поцелуе, он упивался ею, как человек, долго страдавший от жажды. Он запустил пальцы в ее волосы, наслаждаясь их нежным шелковистым прикосновением, а его губы с благоговением касались ее глаз, носа, щек.

Джон чувствовал, что начинает исцеляться. Черная пустота в его сердце не исчезла, но стала съеживаться, уменьшаясь в размерах. Тяжесть не упала с его плеч, но в ней словно убавилось весу.

Неужели она способна принести ему такой дар? Неужели ее чистота и доброта в состоянии уничтожить мрачные тени в его душе? У Джона закружилась голова, и он крепче прижал к себе Белл.

Она вздохнула.

— О, Джон, как хорошо!

— Очень хорошо? — пробормотал он, касаясь губами уголка ее рта.

— Очень, очень! — рассмеялась Белл, с жаром отвечая на его поцелуи.

Губы Джона прошлись по ее щеке к уху, и он шутливо прикусил его бархатистую мочку.

— У вас такие приятные ушки, — прошептал он, — как абрикосы.

Белл отпрянула с недоуменной улыбкой на лице.

— Абрикосы?

— Я же говорил вам, что мне недостает поэтичности.

— Я люблю абрикосы, — решительно возразила Белл.

— Идите же сюда, — приказал он строгим голосом, в котором сквозила насмешка. Он сел на диван и усадил рядом Белл.

— Как вам будет угодно, милорд. — Белл попыталась изобразить покорность.

— Что вы за сластолюбивая плутовка!

— Сластолюбивая плутовка? Вот это уже совсем не поэтично.

— Тише! — Верный своему принципу, Джон заставил ее замолчать очередным поцелуем, откидываясь на подушки и привлекая Белл к себе. — Говорил ли я вам, — спросил он в краткий промежуток между поцелуями, — что вы — прекраснейшая из женщин, каких мне доводилось видеть?

— Нет.

— Ну так слушайте. А еще — самая умная, добрая, а еще… — рука Джона скользнула вдоль тела Белл, охватила ее ягодицы и сжала их, — а еще у нее самое соблазнительное мягкое место, какое я когда-либо чувствовал. Белл отпрянула с видом оскорбленной невинности, но тут же рассмеялась и прильнула к нему.

— Никто еще не говорил мне, что целоваться так забавно.

— Разумеется. Ваши родители опасались, что после этого вы броситесь целоваться с кем угодно.

Белл прикоснулась пальцами к его щеке, осторожно провела по щетине бакенбардов. — Нет, только с вами.