Раздумье нашло на Литвинова... Он все глядел на нее, но уже мысли его были далеко... Ирина это заметила.

– Ну вот и прекрасно,- громко заговорила она,- ну вот теперь совесть моя покойна, и я могу удовлетворить мое любопытство.

– Любопытство,- повторил Литвинов, как бы недоумевая .

– Да, да... Я непременно хочу знать, что вы делали все это время, какие ваши планы; я все хочу знать, как, что, когда... все, все. И вы должны говорить мне правду, потому что я предуведомляю вас, я не теряла вас из вида... насколько это было возможно.

– Вы меня не теряли из вида, вы... там... в Петергбурге ?

– Среди блеска, который меня окружал, как вы сейчас выразились. Именно, да, не теряла. Об этом блеске мы еще поговорим с вами; а теперь вы должны рассказывать, много, долго рассказывать, никто вам не помешает. Ах, как это будет чудесно!- прибавила Ирина,весело усаживаясь и охорашиваясь в кресле.- Ну же, начинайте.

– Прежде чем рассказывать, я должен благодарить вас,- начал Литвинов.

– За что?

– За букет цветов, который очутился у меня в комнате .

– Какой букет? Я ничего не знаю.

– Как?

– Говорят вам, я ничего не знаю... Но я жду... жду вашего рассказа... Ах, какой этот Потугин умница,-что привел вас!

Литвинов навострил уши.

– Вы с этим господином Потугиным давно знакомы ?
– спросил он.

– Давно... но рассказывайте.

– И близко его знаете?

– О да!
– Ирина вздохнула.- Тут есть особенные причины... Вы, конечно, слыхали про Элизу Бельскую... Вот та, что умерла в позапрошлом году такой ужасной смертью?.. Ах, да ведь я забыла, что вам неизвестны наши истории... К счастью, к счастью, неизвестны. Оh, quelle chance! Наконец-то, наконец один человек, живой человек, который нашего ничего не знает! И по-русски можно с ним говорить, хоть дурным языком, да русским, а не этим вечным приторным, противным, петербургским французским языком!

– И Потугин, говорите вы, находился в отношениях с...

– Мне очень тяжело даже вспоминать об этом,- перебила Ирина.- Элиза была моим лучшим другом в институте, и потом, в Петербурге au chateau мы беспрестанно видались. Она мне доверяла все свои тайны: она была очень несчастна, много страдала. Потугин в этой истории вел себя прекрасно, как настоящий рыцарь! Он пожертвовал собою. Я только тогда его оценила! Но мы опять отбились в сторону. Я жду вашего рассказа, Григорий Михайлович.

– Да мой рассказ нисколько не может интересовать вас, Ирина Павловна.

– Это уж не ваше дело.

– Вспомните, Ирина Павловна, мы десять лет не видались, целых десять лет. Сколько воды утекло с тех пор.

– Не одной воды! не одной воды!
– повторила она с особым, горьким выражением,- потому-то я и хочу вас слушать.

– И притом я, право, не могу придумать, с чего же мне начать?

– С начала. С самого того времени, как вы... как я переехала в Петербург. Вы тогда оставили Москву... Знаете ли, я с тех пор уже никогда не возвращалась в Москву!

– В самом деле?

– Прежде было невозможно; а потом, когда я вышла замуж...

– А вы давно замужем?

– Четвертый год.

– Детей у вас нет?

– Нет,- сухо ответила она.

Литвинов помолчал.

– А до вашего замужества вы постоянно жили у этого, как бишь его, графа Рейзенбаха?

Ирина пристально посмотрела на него, как бы желая отдать себе отчет, зачем он это спрашивает...

– Нет...- промолвила она наконец.

– Стало быть, ваши родители... Кстати, я и не спросил у вас об них. Что они...

– Они оба здоровы.

– И по-прежнему живут в Москве?

– По-прежнему в Москве.

– А ваши братья, сестры?

– Им хорошо; я их всех пристроила.

– А!
– Литвинов исподлобья взглянул на Ирину.- По-настоящему, Ирина Павловна, не мне бы следовало рассказывать, а вам, если только...

Он вдруг спохватился и умолк.

Ирина поднесла руки к лицу и повертела обручальным кольцом на пальце.

– Что ж? Я не отказываюсь,- промолвила она наконец .- Когда-нибудь... пожалуй... Но сперва вы... потому, вот видите, я хоть и следила за вами, но об вас почти ничего не знаю; а обо мне... ну обо мне вы, наверно, слышали довольно. Не правда ли? Ведь вы слышали, скажите ?

– Вы, Ирина Павловна, занимали слишком видное место в свете, чтобы не возбуждать толков... особенно в провинции, где я находился и где всякому слуху верят.

– А вы верили этим слухам? И какого роду были они?

– Признаться сказать, Ирина Павловна, эти слухи доходили до меня очень редко. Я вел жизнь весьма уединенную.

– Как так? Ведь вы были в Крыму, в ополчении?

– Вам и это известно?

– Как видите. Говорят вам, за вами следили.

Литвинову снова пришлось изумиться.