– Клянусь тебе всем святым, что эти документы я получил от Вревского. Он закрыл дело, он отдал мне весь пакет, чтобы я отвез в Симферополь Марии Павловне. Но ты… да погоди ты! Но сначала я не мог уехать – не было отпуска, а потом революция – я попал в Севастополь…

– Нет, – повторяла Лидочка, отходя от Коли, и тот шел за ней по слабеющей дорожке света. – Нет, этого не может быть!

Вдруг она замерла, подняла руку – тень ее была жутко длинной, она уходила в бесконечность, сливаясь с чернотой.

– Если все так, почему ты – Андрей Берестов? Почему не передал тете Марусе, а взял?

– Это самое простое, – сказал Коля. – Когда я приехал в Севастополь, там начались гонения на людей с немецкими фамилиями – тебе этого не понять. И я вспомнил, что у меня есть документы Андрюши. Они же ему уже не нужны. И я их позаимствовал. В этом не было плохого. Если кто и имел на это право – только я. Я же его друг.

– Я тебе не верю! – Лидочка побежала по дороге, в темноту, и ей было все равно, куда бежать, потому что все потеряло смысл: и плавание во времени, такое долгое, и жертвы, и расставание с родными и со своим временем – все теряло смысл без Андрюши.

До той минуты Лидочке не приходила в голову мысль, что с Андреем могло что-то случиться. Она убедила себя, что он опоздал – он все еще плывет по волнам времени, и она его дождется. Известие о смерти Андрея было настолько невероятно и подло, что об этом можно было пока и не думать – нужно было только изобличить Беккера, который все это придумал. Он объявил себя Андрюшей ради какой-то своей выгоды. И в то же время, убегая от Коли, она убегала от страха, который он нес в себе, – ведь он мог повторить, что Андрюша умер.

Коля пробежал за ней несколько шагов и остановился, потому что исчезновение Лидочки во тьме было выходом – вот и нет ее. А куда убежала? Не знаю – наверное, домой, к мамочке.

Но неожиданно на этой сцене появился третий персонаж, которому ранее была уготована роль зрителя.

Ефимыч нажал на газ и, гудя, медленно двинул машину вперед. Коля чуть не попал под колеса, отскочил к обрыву, балансируя на краю, – яркие лучи света гнали перед собой темноту, пока не выхватили из нее светлую фигурку Лидочки.

И та остановилась, как бы прижатая светом к дороге.

Клаксон призывно гуднул два раза. Он звал ее, и Лидочка вернулась к машине. Ефимыч открыл дверцу, и Лидочка взобралась внутрь. Послышались частые шаги – подбежал Коля.

– Это что? – Он задыхался от быстрого бега и гнева. – Ты что? С ума сошел? Да ты понимаешь, что сделал? Ты же меня задавить мог!

– Не дай Бог! – серьезно ответил Ефимыч.

Машина закачалась на рессорах – рядом с Лидочкой устроился Коля.

Он молчал и тяжело дышал, как будто долго бежал в гору, Лида тоже молчала – в голове у нее была экзаменационная тупость: ни одной мысли, ни одного чувства.

Коля перевел дух и сказал:

– Мы подвезем тебя до дома?

– Нет, – сказала Лидочка тоже спокойно – все уже кончилось. И она была сильнее Коли – не только потому, что у нее обнаружился неожиданный союзник, но и оттого, что она ровным счетом ничего не боялась и ей было нечего терять – а Коля и боялся, и терял.

– Чего ты хочешь? – спросил Коля.

– Мы поедем в Севастополь, – сказала она. – Я возьму у тебя документы и бумаги Андрея. Я тебе не верю. Я должна увидеть их собственными глазами.

– Но где ты будешь ночевать? Мне же надо в штаб. Немедленно. У меня очень важные дела.

– В гостинице переночую.

– Ты не попадешь в гостиницу, ты не представляешь, как переполнены гостиницы в Севастополе.

– Да не волнуйся ты за меня! – Лидочка повысила голос. – На вокзале подожду, на пристани, ничего со мной не случится.

– Делай как хочешь. Я покажу тебе эти документы, – сдался Коля.

Наступила тишина – ее лишь подчеркивал ровный шум мощного мотора, который со скоростью пятьдесят километров нес вперед «Руссо-балт». Фары выхватывали скалы, поросшие колючками, а затем уходили в пустоту, когда машина делала поворот.

И тут Лидочка заплакала. Она еще не верила, но уже понимала, что так могло случиться.

– А ты точно знаешь? – спросила она тихо.

– Я хотел бы, чтобы было иначе, – искренне ответил Коля. – Я бы очень хотел, чтобы он был жив. Неужели я бы позволил себе взять это, если бы Андрей был жив?

– А как это случилось? С Андреем?

– Я не знаю. Мне Вревский не рассказал. Кажется, что его узнали – была перестрелка, и он погиб.

– А где… где Андрюша… где его похоронили?

– Я не знаю.