– А вы-то успели с бака удрать? – спросила Анна Ивановна.

– Мы с боцманом за брашпилем присели, – сказал он.

– Машины не отработали или телеграф неисправен?

– Кажется, что-то с машинами было.

– Ну, и о чем вы, сидя за брашпилем, тогда думали? Что ощущали?

– Честно?

– Да.

– «Диплом накрылся!» – вот о чем думал. Я только-только диплом штурмана малого плавания на штурмана дальнего сменял. И почему-то казалось, что его теперь у меня назад отберут.

– Эгоист вы, однако! На кране небось крановщик сидел, а вы за диплом переживали.

– Чем я ему помочь мог? – немного растерялся он. – И потом, вы же…

– Шучу я, – сказала Анна Ивановна. – Мне как раз и нравится, что вы честно говорите, честно вспоминаете. А в столкновениях приходилось бывать?

– Нет. Это первое.

– Ну, а можете вспомнить случай, когда авария не произошла, но ошибка была?

– Сколько угодно. Даже вспоминать страшно. Был в молодости удачлив, но ужасно самонадеян. Это только теперь понимаю. Осторожным всегда старался быть, но проникал в глубину профессии медленно.

– А теперь проникли?

– Нет, этот процесс продолжается.

– Слава Богу! Капитаны-наставники иногда начинают ощущать свое прошлое совсем уж безошибочным.

Он рассказал ей про случай в бухте Владимира. Заходил в бухту на «Серпухове», ночью, в тумане, по радару. Это был период раннего и молодого капитанства. На мостике был старпом – намного старше человек, с которым отношения складывались неважно. Ширина входа там двести метров. Когда пришли на поворотные створы, он скомандовал рулевому курс, сильно отличавшийся от правильного. И рулевой начал крутить пароход на этот курс, положив руль на борт…

Встреча с Анной Ивановной немного уравновесила душевное состояние капитана. И он смог совершенно спокойно просмотреть свежие газеты. Первой была «Сан-Франсиско хроникл».

«Я ВИДЕЛ СМЕРТЬ НА ПАРОМЕ, И ОКАЗАЛОСЬ, ЧТО В ТАКИЕ УЖАСНЫЕ МГНОВЕНИЯ ВСЕ ПРОИСХОДИТ ДОВОЛЬНО-ТАКИ НЕЛЕПО…»

Говорят, что, когда человек подвергается смертельной опасности, вся жизнь прокручивается перед глазами за несколько последних мгновений. Особенно ярко вспоминаются неоплаченные счета и безответная любовь. Это замечательные воспоминания. Они, вне зависимости от взглядов каждого, стимулируют ужас перед неизбежным и подхлестывают желание улизнуть от смерти, когда она уже рядом.

Несколько недель назад мне невольно пришлось проверить правильность этой теории, когда я находился на борту парома «Королева Виктории», который был разрезан, как консервная банка от сардин, идиотом у штурвала русского судна.

Смерть глядела мне в лицо, раздался оглушающий скрежет металла, звон разбитого стекла, затем странная тишина, которая вскоре была нарушена плачем детей и криками раненых.

Все эти мгновения я ждал появления перед глазами своих неоплаченных счетов, то есть кадров из плохих телефильмов, сделанных в свое время мною. Должны были мелькнуть и романтические воспоминания об одной ночи на берегу Панамского канала в 1939 году. Когда ничего подобного не вспомнилось, я понял, что, очевидно, еще не умираю.

Однако смерть была близко. И была она в обличии толстошеего татарина, вместо ангела с белыми крыльями, какой рисует смерть Густав Доре.

А то, что последовало далее, не имеет ничего общего с теми драмами кораблекрушений, какие я видал на киноэкранах телевизоров.

В течение долгих часов, когда мы дрейфовали, описывая круги, причем острый нос русского судна оставался в корпусе парома, как кинжал, абсолютно ни одного слова не было произнесено ни капитаном, ни его помощниками.

Никто не отдал команды: «Женщины и дети – первыми в шлюпки!» или «Не покидать судна!»

Словом, ни один голливудский сценарист не смог бы описать эту картину ярче, нежели она была в действительности. Одно было ясно – русские были достойны порицания с самого начала и до конца.

Ни разу в течение всего происшествия ни один паршивый советский моряк или пассажир не вышел на палубу и не предложил помощь или хотя бы высказал сожаление или сочувствие сотням людей, толпящимся на борту канадского парома.

Конечно, в это время все члены экипажа собирали свои вещи и готовились к ссылке в Сибирь.

Я не видел героев и среди канадской команды также. От них также не было никакой помощи, и они относились к пассажирам так, как относится к автомобилям распорядитель стоянки.

Они сделали, правда, попытку оказать помощь пассажирам – грустная комедия! – и доставить двух умирающих пассажиров на гребной шлюпке с парома к катеру канадской береговой охраны.