Чуть не забыл, что метались мы уже без особенного гнева, потому что в кассе Аэрофлота, куда мы заехали сразу, кассирша узнала Вас до того, как Вы подали ей паспорт.

– Вы Виктор Викторович Конецкий? – И от смятения даже не смогла объяснить, как узнала. Вы на меня орлом – учись, салага, как надо писать, – девушки от Сахалина до Мурманска должны видеть вас во сне и узнавать сердцем.

А дальше уже было «неинтересно»: Вы вспоминали рейс, материли хозрасчет (где они теперь возьмут тех молодцев, которые будут поддерживать в Арктике фрахтовые связи и которые должны быть евреистее всех евреев?), посмеивались над вновь переименованным в «Россию» «Брежневым» и над тем, как ребята с особенной злостью орали с борта: «Ильич, возьми на усы!»

Говорили (смутно помню – уж донимали ночами) об аварии на какой-то подводной лодке, о пожаре в четвертом отсеке, о том, что командиры имели приказ на затопление. Но тут обошлось. И назавтра Задереев сказал, что слышал по радио: экипаж спасли, а лодку – не удалось.

Потом пришла тетка Анна Константиновна (вдова Кольчи-младшего из «Последнего поклона» с собачонком Тишкой), и В.П. пел с нею, и чудно пел старые «бабушкины» песни. Мне бы, дураку, слова записать, так нет. Но что пели до слез хорошо – у них все поют. Глаза оба прикроют, и пошло-о! И песни не для барышень, не наши советские – не подпоешь. Из наших-то одну и любили, и В.П. всегда объявлял ее: «Композитор Будашкин „Ой, тайга, тайга“» – и вперед, тут не до куплетов.

Назавтра утром Вы улетели, поклявшись никогда не пить и бросить угрюмую морскую публицистику для румяной паустовской прозы.

Ф-фсе!

Обнимаю Вас.

Ваш В.Курбатов

Псков».

Это РДО от Резепина получил уже дома в Питере:

«ПРИХОД МУРМАНСК 16 НАЛИЧИИ ДВОРНИЦКИХ ВАКАНСИЙ ВАШЕМ ЖЭКЕ ЗАРЕЗЕРВИРУЙТЕ МЕСТО ВАШЕМУ ПОКОРНОМУ СЛУГЕ ТЧК ПРОПУСТИЛИ САМОЕ ИНТЕРЕСНОЕ ОБНИМАЮ = ЮРИЙ».

Постоянный крен на траверзе Колгуева (Баренцево море, чистая вода). 43 градуса крен! Обрубили найтовы, но караван слипся и за борт не пошел. Юра дал SOS. Караван сдергивали при помощи рыбаков или какого-то гидрографического суденышка. Не булькнули мои корешки тогда только чудом.

Это я уточнил, когда после непонятной телеграммы про «наличие дворницких вакансий» позвонил в пароходство.

Долго говорить про аварийную ситуацию с «Кингисеппом» не стали: «Что ты, Викторыч, про такие мелочи интересуешься? Слышал, что на Дальнем Востоке „Советская Киргизия“ сгорела?… Да, да. Сгорела, как бочка с бензином. Два человека из экипажа накрылись, а ты со своей ерундой…»

Я все-таки дотянул эту рукопись. 14 лет тянул.

За окнами мокрые крыши родного города, и по ближней крадется к слуховому окну убежавший в самоволку кот…

Поет Анна Герман, и я читаю книгу: «…Мой корабль стоит на якоре в родном порту, где его не могут настигнуть штормы. Вот отчего я так расхрабрился. И все же не будьте слишком строги…»

Россия – держава континентальная, хотя и омывается морями трех океанов.

Поговорите с прохожими на улицах Санкт-Петербурга. Головой ручаюсь: никто не скажет вам, где находится Морской торговый порт. Таксеры вот знают, ибо морячков туда возят.

Поговорите с англичанином – он ощущает себя человеком мира, хотя глубоко чтит свою нацию и никогда не простит вам ни одного плохого слова о королеве. И чувствуют себя англичане в любой стране как дома, потому что у них мышление старой морской нации. Но зачем и почему наши предки растянули державу аж в одну шестую планеты на горькое горе россиянам сегодняшним? Охота к перемене мест? От дремучей скуки? Из любопытства: а где, братцы, однако, земля кончается? Или это бегство под любым соусом от любого рода государева гнева? Мы, царь-батюшка, все заради тебя – за собольком, да песцом, да моржовым клыком, за ясаком тебе, батюшка, и мировую славу тебе к ногам положим – только пусти в бомжи на свободу-волюшку…

Нынче наши богатые летят на Канары, середняки из городов на садовые участки драпают и открывают там для себя замечательные америки в виде самостоятельно выращенной брюквы; ну, а босяцкое большинство сосет лапу там, куда судьба забросила…

Куда это меня понесло? А! Просто злость, в океане, в океане которой коротаю дни и ночи…

В солнечную штилевую погоду возвращаясь к родным осинам, еще до Толбухина маяка, до гранитов Кронштадта увидишь на горизонте мерцающую золотую точку и от нее золотой луч в небеса. Это встречает тебя Исаакий. «Ну, все! Приехали!» – подумаешь, но сразу прикусишь свой длинный и непутевый язык. И вслух скажешь: «Кажется, ребятки, вроде подходим…» Дремучее суеверие: пока не ошвартуешься, не гневи своими предположениями Бога. Это Он располагает. И в полукабельтове от причала вполне может выскочить любая бяка. Но Исаакий-то уже послал тебе золотой луч! С 1858 года он нас, моряков, встречает первым.

А от него начинается Конногвардейский бульвар – засыпанный когда-то Адмиралтейский канал. Выныривает канал за Благовещенской площадью. Вот на его берегу я и родился. За окнами были земляные откосы острова Новая Голландия, поросшие сиренью и тополями и опутанные колючей проволокой. Секретно! С петровских времен там был Военно-морской порт и Морская тюрьма (после бунта Семеновского полка и декабристов ее соорудили). На воротах порта были чугунные якоря. Якорь – символ Надежды…

Любовь к морю – детское чувство. Она не мешает ненавидеть купание. И в этом большой смысл. Нас тянет в огромные пространства вод не потому, что мы водолюбивые существа. Мы можем утонуть даже в бочке дождевой воды. Мы любим не воду, а ощущение свободы, которое дарят моря. Наш плененный дух всегда мечтает о свободе, хотя мы редко даем себе в этом отчет.