Она обернулась к Кларку и увидела, что он уставился на официанток, возобновивших болтовню между собой, словно зачарованный. Ей пришлось дернуть его за рукав, чтобы привлечь его внимание, и еще раз дернуть, когда он было направился к столам, теснившимся в левой половине зала. Она хотела, чтобы они сели у стойки. Она хотела, чтобы они выпили по стакану содовой и побыстрей убрались отсюда.

– В чем дело? – прошептала она.

– Ни в чем, – ответил он. – Догадываюсь.

– Ты что, язык проглотил?

– На какое-то время – да, – сказал он и, не успела она потребовать объяснений, направился к музыкальному автомату.

Мэри села у стойки.

– Сейчас займусь вами, мэм, – сказала молодая официантка и наклонилась, чтобы расслышать то, о чем ей говорила товарка с пропитым голосом. Присмотревшись, Мэри поняла, что на самом деле ей абсолютно неинтересно, что та ей говорит:

– Мэри, какой колоссальный автомат! – с восхищением воскликнул Кларк. – Тут все вещи пятидесятых! «Лунный свет»… «Сатиновая пятерка»… «Шеп» и «Липовый свет»… Лаверн Бейкер! Господи, Лаверн Бейкер поет «Твидл-ди»! Я этого с детства не слышал!

– Побереги денежки. Мы зашли только напиться, помнишь?

– Да, да.

Он последний раз взгляну на радиолу, раздраженно вздохну и уселся рядом с ней у стойки. Мэри вытянула меню из зажима между перечницей и солонкой, стараясь не замечать, как он нахмурился и выпятил губу. «Смотри, – говори он, не раскрывая рта (этому, как она открыла: можно научиться в длительном браке). – Я прорывался через пустыню, пока ты спала, убил бизона, сражался с индейцами, доставил тебя в целости и сохранности в этот маленький оазис, а что я получу в благодарность? Ты мне даже не разрешаешь послушать „Твидди“ из автомата!»

«Ничего, – подумала она. – Мы скоро уйдем, так что ничего страшного». Хороший совет. Она последовала ему, углубившись в меню. Оно соответствовало ацетатным передникам, неоновым часам, радиоле и общему убранству (которое с некоторой натяжкой можно было бы охарактеризовать как рибоп середины века). Пончики, естественно, назывались «Гончие». Чизбургер был не просто чизбургером, а «Чабби Чеккер», а двойной чузбургер – «Большой боппер». Фирменным блюдом была пицца с начинкой: меню обещало «Там все, кроме Сэма Кука!»

– Класс, – сказала она. – Ла-ба-ду-ба-да!

– Что? – переспроси Кларк, но она покачала головой.

Подошла молодая официантка, доставая блокнот из ацетатного кормашка. Она одарила их улыбкой – вымученной, как показалось Мэри; женщина выглядела усталой и нездоровой. На верхней губе у нее было засохшее пятно от лихорадки, а слегка налитые кровью глаза беспрерывно бегали. Они останавливались, казалось, на всем, кроме клиентов.

– Что вам?

Кларк взял меню у Мэри. Она отобрала его назад и произнесла:

– Большую «пепси» и большое имбирное пиво. И пожалуйста, побыстрее.

– Вы обязательно должны попробовать вишневый пирог! – хриплым голосом вскричала рыжая. Молодая официантка вздрогнула при звуке этого голоса. – Рик только что испек! Вы почувствуете, что умерли и вознеслись на небо! – Она с ухмылкой подбоченилась. – Но вы и так в Раю, ну, вы понимаете, что я хочу сказать.

– Спасибо, – сказала Мэри, – но мы действительно спешим и…

– Конечно, а почему бы и нет? – раздумчиво произнес Кларк. – Два кусочка вишневого пирога.

Мэри лягнула его в лодыжку – больно, – но он, – казалось, не заметил этого. Он снова уставился на рыжую официантку, до боли стиснув зубы. Рыжая, несомненно, заметила это, но не подала виду. Она лениво взбила одной рукой свои немыслимые волосы.

– Две бутылки с собой, два пирога здесь, – повторила молодая официантка. Она опять нервно улыбнулась им, пока ее глаза изучали обручальное кольцо Мэри, сахарницу, вентилятор под потолком. – Пирог вам прямо сюда? – Она нагнулась и положила на стойку две салфетки и две вилки. – В-вы… – начал Кларк, но Мэри твердо и быстро перебила его:

– Нет.

Хромированный поднос находился на дальнем конце стойки. Как только официантка направилась туда, Мэри прошипела:

– Зачем ты это делаешь, Кларк? Ты же знаешь, я хочу поскорее убраться отсюда!

– Эта официантка. Рыжая. Это же…

– Да перестань глазеть на нее! – злобно прошептала Мэри. – Ты как пацан, заглядывающий девочкам под юбки!

Он отвел взгляд… но с немалым усилием.

– Это же вылитая Джанис Джоплин, или я сумасшедший!

Пораженная, Мэри сова посмотрела на официантку. Та слегка повернулась в профиль, разговаривая с поваром на кухне, но Мэри видны были две трети ее лица, и этого оказалось достаточно. У нее как будто щелкнуло в голове, и лицо рыжей совместилось с лицом на пластинках, которые у нее хранились до сих пор. Это были пластинки в виниловых конвертах, выпущенные в том году, когда еще ни у кого не было переносных магнитофонов «сони», а компакт-диски воспринимались как чистая фантастика; пластинки, которые теперь уложены в картонный ящик из-под виски и пылятся где-то в углу чердака; пластинки с такими названиями, как «Большой брат и акционерная компания», «Дешевая дрожь» и «Жемчужина». И лицо Джанис Джопин – доброе, некрасивое лицо, которое очень быстро сделалось старым, огрубевшим и измученным. Кларк прав: лицо этой женщины – точная копия лица на тех старых пластинках.