— А садовник, Бертон Митчелл?

— Его жена с сыном уехали на неделю. Митчелл... привел меня к себе, заманил внутрь.

— Где это было?

— Его небольшой домик с зеленой крышей находился в дальнем конце поместья. Он часто говорил мне, что с его семьей живут эльфы.

Какая-то неодолимая сила навалилась на нее со всех сторон. Ей показалось, что на нее чем-то сильно надавили, пытаясь вытащить у нее сердце, пытаясь вытянуть из нее жизнь. Ей показалось, что какие-то тяжелые крылья накрыли ее сверху огромной силой.

— Продолжайте, — сказал Каувел.

Внезапно она почувствовала, как тепло покидает ее, как если бы ртуть резко упала в столбике термометра. Она была холодной, стеклянной, недвижимой.

— Можно еще виски?

— Когда вы закончите ваш рассказ, — ответил Каувел.

— Меня это бы поддержало.

— Я здесь, чтобы поддержать вас, Мэри.

— Если я расскажу, он накажет меня.

— Кто? Митчелл? Вы же не верите этому. Вы же знаете, что он мертв. Он был обвинен в попытке изнасиловать ребенка и в попытке убийства. Он повесился в своей камере. Я здесь совершенно один, и я никому не позволю причинить вам вред.

— Я была с ним одна.

— Вы говорите так тихо, что я совершенно не слышу вас.

— Я была с ним одна, — повторила она. — Он... трогал... меня... гладил... показывал свой член.

— Вам было страшно?

— Да.

Давление было очень сильным, нестерпимым, ей становилось все хуже и хуже.

Каувел молчал, и она продолжила:

— Мне было страшно, потому что он заставлял меня... делать вещи.

— Какие вещи?

В комнате стало душно. Хотя они находились там только вдвоем с доктором, у нее было такое ощущение, что еще какое-то существо незримо присутствует там, прижимаясь губами к ее губам и пытаясь своим дыханием достичь ее легких. И опять какие-то крылья начали обволакивать ее.

— Мне надо бренди, — проговорила она.

— Все, что вам надо, — рассказать мне всю эту историю до конца, вспомнить каждую деталь, выбросить из себя раз и навсегда. Какие вещи он заставлял вас делать?

— Помогите мне. Вы должны вести меня.

— Он хотел вступить с вами в половую связь?

— Не уверена.

Руки ее стали влажными. Она чувствовала, как сильно бьется ее пульс.

— Она настаивал на оральном сексе?

— Не только.

Она почувствовала, что вся мокрая. Она попыталась встать на ноги. Они задеревенели.

— Чего еще он хотел от вас? — настаивал Каувел.

— Я не могу вспомнить.

— Вы сможете вспомнить, если захотите.

— Нет. Честно. Я не могу. Не могу.

— Чего еще он хотел от вас?

Ощущение, что ее сдавили какие-то крылья, стало настолько невыносимым, что она с трудом дышала. Она слышала колебания воздуха в комнате — «ух-а-ух-а-ух-а-ух-а-ух-а-ух-а...»

Она встала и сделала несколько шагов по комнате.

Крылья держали ее.

— Что еще он заставлял вас делать? — повторил свой вопрос Каувел.

— Что-то ужасное, я даже не могу произнести.

— Какой-нибудь извращенный половой акт?

Ух-а-ух-а-ух-а-ух-а...

— Не просто секс, хуже чем секс, — ответила она.

— Что это было?

— Грязное. Мерзкое.

— Какого типа?

— За мной следили глаза.

— Глаза Митчелла?

— Нет. Не его.

— А чьи?

— Я не могу вспомнить.

— Можете.

Ух-а-ух-а-ух-а...

— Крылья, — проговорила она.

— Что? — не расслышал он. — Вы опять говорите очень тихо.

— Крылья, — сказала она. — Крылья.

— Что вы имеете в виду?

Она вся дрожала, тряслась. Она боялась, что ноги откажут ей. Она вернулась в кресло.

— Крылья. Я слышу их хлопанье. Я могу их чувствовать.

— Вы хотите сказать, что в домике Митчелла была птица?

— Не знаю.

— Может, попугай?

— Я не могу сказать.

— Постарайтесь вспомнить, Мэри. Не упустите эту мысль. Вы никогда раньше не упоминали о крыльях. Это важно.

— Они были везде.

— Крылья?

— Вокруг меня. Маленькие крылья.

— Подумайте. Что он делал с вами?

Минуту она хранила молчание. Давление начало постепенно ослабевать. Звук крыльев затих.

— Мэри?

— Все, — произнесла она наконец. — Больше я ничего не могу вспомнить.

— Есть путь, чтобы расшифровать ваши воспоминания, — сказал он.

— Гипноз, — отозвалась она.

— Он может помочь.

— Я боюсь вспоминать.

— Вы должны бояться не вспомнить.