— Хотел бы я поглядеть на его физиономию в тот момент! — улыбнулся лейтенант Уитмен.

— Я была перепугана до смерти, — продолжала вспоминать Дженни. — Конечно, я боялась его. Но я боялась и того, что мне, может быть, придется выстрелить. Я даже не была уверена в том, смогу ли нажать на спусковой крючок. Но я понимала: нельзя показать Джитеру свою неуверенность.

— Если бы он ее увидел, он бы вас живьем сожрал.

— Вот и я так подумала. Поэтому я держалась очень хладнокровно и очень твердо. Я ему сказала, что я врач, что я еду к тяжелому больному и что я очень тороплюсь. Говорила я тихо. Трое других сидели на своих мотоциклах: им не было видно револьвера и они не слышали, о чем мы говорили. Этот Джитер, как мне показалось, из разряда тех, кто скорее умрет, чем позволит, чтобы другие видели, как им командует женщина. Поэтому я не хотела, чтобы его дружки поняли, что происходит: тогда он мог бы выкинуть какую-нибудь глупость.

— Верно вы его раскусили, — одобрительно покачал головой лейтенант.

— Я ему напомнила, что ему самому может когда-нибудь понадобиться врач. Допустим, он врежется во что-нибудь на своем мотоцикле и будет валяться на дороге с тяжелой раной, и тут по вызову приеду я: если он сделает мне что-нибудь плохое, мне ведь захочется ему ответить тем же, верно? Я ему сказала, что у врача много возможностей сделать так, чтобы рана была как можно более болезненной, чтобы она долго и тоже болезненно заживала, чтобы возникли всякие осложнения. И посоветовала подумать обо всем этом.

Лейтенант Уитмен пораженно смотрел на нее.

— Не знаю, — продолжала Дженни, — это ли на него подействовало, или просто то, что у меня был револьвер. Но он смешался, а потом разыграл великолепную сцену для своих дружков. Он им сказал, что я — знакомая его близкого друга. Сказал, что видел меня всего раз, несколько лет назад, и поэтому не сразу узнал. «Хромированным дьяволам» было велено оказывать мне всяческое почтение. Никто из них и никогда не должен ко мне приставать. После этого он уселся на свой «харлей» и укатил, а остальные двинулись за ним.

— И после всего этого вы поехали в Маунт-Ларсон?

— А что же мне было делать? Пациент-то ждал.

— Невероятно.

— Но могу вам признаться: всю дорогу до Маунт-Ларсона меня трясло и прошибал холодный пот.

— И с тех пор ни один мотоциклист больше к вам не приставал?

— Наоборот, теперь, когда они меня обгоняют на местных дорогах, то всегда улыбаются и машут рукой.

Уитмен расхохотался.

— Вот вам ответ на ваш вопрос, — сказала Дженни. — Я умею пользоваться револьвером, по надеюсь, что мне никогда не придется ни в кого стрелять.

Она посмотрела на «магнум», который так и держала в руке, нахмурилась, открыла коробку с патронами и принялась заряжать револьвер.

Лейтенант взял несколько патронов из другой коробки и зарядил карабин.

Они помолчали некоторое время, потом лейтенант спросил:

— А вы бы и вправду сделали то, о чем говорили Джину Терру?

— Что? Выстрелила бы?

— Нет. Я хочу сказать, если бы он действительно сделал вам что-нибудь плохое, может быть, изнасиловал бы, а потом попал к вам в качестве пациента... вы бы и вправду?...

Дженни полностью зарядила «магнум», повернула на место цилиндр и положила револьвер.

— Ну, искушение так поступить у меня бы возникло. Но с другой стороны, я очень уважаю клятву Гиппократа. Поэтому... что ж... наверное, в глубине души я тряпка, но — я бы сделала для Джитера все, что необходимо, самым лучшим образом.

— Так я и знал, что вы это скажете.

— Я только на словах твердая и решительная, а внутри я кисель.

— Ну прямо, — возразил Уитмен. — Далеко не у каждого хватило бы духу так противостоять ему, как это сделали вы. Но если бы он причинил вам вред, а вы потом, чтобы поквитаться с ним, нарушили бы клятву врача... это уже было бы другое дело.

Дженни подняла взгляд от револьвера тридцать восьмого калибра, который взяла со стола из общей кучи оружия, и внимательно посмотрела на чернокожего полицейского. Его глаза глядели ясно, открыто, дружелюбно.

— Доктор Пэйдж, у вас, как мы говорим, «правильное нутро». Если хотите, зовите меня Тал. Меня почти все так зовут. Это сокращенное от Талберт.

— Хорошо, Тал. А ты зови меня Дженни.

— Ну, не знаю, хорошо ли это.

— Вот как? А в чем дело?

— Вы все-таки доктор, и все такое. Моя тетушка Бекки — она меня вырастила и воспитала — очень уважала всех докторов. И мне как-то странно называть доктора просто... по имени.

— Знаешь, врачи тоже люди. А с учетом переделки, в которую мы все тут попали...

— Все равно, — отрицательно покачал головой Уитмен.

— Ну, если для тебя это так важно, зови меня так, как зовет большинство пациентов.

— Это как?

— Просто док.

— Док? — Он задумался, и по лицу его стала медленно расплываться улыбка. — Док. Как-то при этом слове вспоминаются те седые сварливые простаки, которых давным-давно, еще в тридцатые и сороковые годы играл в кино Барри Фитцджеральд.