Шрифт:
– Это ключ, – пробормотал я. – Слабенький, но ключ.
– Что?
Я и забыл про Кожуха. Мальчишка не пытался воспользоваться этим. Наверное, слишком перепугался.
– Ничего.
Снаружи темнело. Дождь не утихал. Над Курганьем плыли призрачные огни. Что-то в них было не то. Интересно, как там Гоблин с Одноглазым? Идти спрашивать я не осмеливался. В углу тихо похрапывал Следопыт. Пес Жабодав положил башку ему на живот и изображал дрыхнущую дворнягу, но, уловив блеск в его глазах, я понял, что пес не спит.
Я перенес внимание на Кожуха. Паренек трясся, и не только от холода. Он уверен, что мы его прикончим. Я положил руку ему на плечо.
– Все нормально, сынок. Мы не причиним тебе вреда. Мы обязаны тебе за то, что ты присмотрел за Вороном.
– Он действительно Ворон? Тот Ворон, что был отцом Белой Розы?
Наслушался парень легенд.
– Именно. Только приемным отцом.
– Тогда он не обо всем лгал. Он веерке был под Форсбергом.
Это меня почему-то позабавило.
– Сколько я знаю Ворона, – ответил я, хихикнув, – он вообще почти не лгал. Он только недоговаривал правду.
– Вы меня действительно отпустите?
– Когда окажемся в безопасности.
– Угу. – Это его не обнадежило.
– Скажем так – когда доберемся до равнины Страха. Там много твоих приятелей собралось.
Паренек хотел завести со мной квазиполитическую дискуссию – почему это мы идем против Госпожи. Я отказался. Я не миссионер, обращениями в свою веру не занимаюсь. Слишком занят самокопаниями и самоуглублениями. Может, Ворон ему объяснит, когда Гоблин и Одноглазый приведут его в чувство.
Ночь казалась бесконечной, но через три вечности, тянувшиеся до полуночи, я услыхал неровные шаги.
– Костоправ?
– Заходи, – ответил я.
Это был Гоблин. В темноте я не мог различить выражения его лица, но понял – новости неутешительные.
– Проблемы?
– Да. Нам его не вытащить.
– Ты что такое лопочешь? Какого черта?
– У нас мастерства не хватит. Таланта. Тут нужен кто-то посильнее нас. Мы ведь не великие маги, Костоправ. Мы фокусники. С парой заклятий под рукой. Может, Молчун тут смог бы помочь. У него иная магия.
– Сядь, а то упадешь. Одноглазый где?
– Отдыхает. Ему тяжело пришлось. То, что он там увидел, его чуть не доконало.
– Что именно?
– Не знаю. Я его только подстраховывал. И вытаскивал, прежде чем он там тоже не застрял. Одно знаю – без помощи нам Ворона не вытащить.
– Дерьмо, – произнес я. – Сраное, вонючее, говенное дерьмо. Гоблин, без Ворона нам не победить. У меня тоже не хватит сил. Половину тех документов я не переведу никогда.
– Даже с помощью Следопыта?
– Он читает на теллекурре. И все. Это и я могу, только хуже. А Ворон знал диалекты. Кое-что из переведенного им писалось именно на них. И еще – мы так и не знаем, что он делал тут. Зачем притворился мертвым и сбежал. От Душечки.
Может быть, я делал поспешные выводы. Со мной случается. Или поддался обычной человеческой слабости упрощения – вот вернется Ворон, и все встанет на свои места.
– Что же нам теперь делать? – спросил я вслух.
– Не знаю, Костоправ. – Гоблин встал. – Пусть Одноглазый очухается и расскажет, с чем мы столкнулись. Оттуда и начнем. – Ладно.
Колдун вышел. Я лег и попытался заснуть.
Стоило мне отключиться, как ко мне приходил кошмар: тварь, барахтающаяся в оставшемся от Курганья болоте.
Глава 36. Трудные времена
Смотрелся Одноглазый жутко.
– Тяжело пришлось, – сказал он. – Давай карту. Костоправ. – Я повиновался. Колдун ткнул в карту пальцем. – Вот тут он застрял. Похоже, что он прошел путь до самой середины, по следу Боманца, а возвращаясь, вляпался.
– Как? Я вообще не понимаю, что там творится.
– Жаль, что тебе там не побывать. Царство жутких теней… Наверное, и к лучшему, что не для тебя это. Ты бы сунулся.
– Это шутка?
– Я хочу сказать, что ты слишком любишь совать нос куда не следует. Как старина Боманц. Нет. Стой. – Он помолчал секунду. – Костоправ, около тропы Боманца покоилась какая-то тварь, из прислужников Взятых. Колдун ей был не по зубам. Но Ворон-то дилетант. Думаю, мы с Гоблином и Молчуном едва справились бы с этой тварью, а мы поискуснее Ворона будем. Он недооценил опасность и переоценил себя. Когда он уходил, эта тварь заняла его место, и он остался там.