В пять вечера Белова в офисе не было, секретарша равнодушно предложила Антону подождать в приемной. Сорок минут ушло на то, чтобы прочитать три последних номера «Коммерсанта», лежавших тут же на журнальном столике. Общественная жизнь настолько мало интересовала Антона, что изучение газет превращалось для него в увлекательное занятие, сравнимое разве что с попыткой читать многотомную фантастическую эпопею типа «Хроник Эмбера» с пятого тома. Безвылазно прожив в Москве всю свою жизнь, Антон до сих пор имел слабое представление о том, кто такой Черномырдин, и считал, что достаточно того, что он узнает Ельцина на фотографиях.

— А вы уверены, что Владимир придет сегодня? — спросил Антон у секретарши.

— Нет, — так же невозмутимо ответила та, а на возмущенную реплику «Но мне же было назначено!» пожала плечами и вернулась к своему «тетрису».

И тут же в глубине здания хлопнула дверь, и раздались уверенные, хозяйские шаги. «Ну, слава Богу», — подумал Антон и ошибся: в дверном проеме появилась худая фигура Альперовича.

— А Володька у себя? — спросил он секретаршу, едва кивнув Антону. Выслушав в ответ, что «Владимира Сергеевича нет», Андрей повернулся к Антону:

— Тоже ждешь?

— Да, — сказал Антон, вставая, — он мне на шесть назначил.

— Тогда уже ясно, что не придет, — сказал Альперович, — поехали со мной в «Бункер», он там обещал быть.

«Бункер» оказался клубом где-то на окраине Москвы. Больше всего Антона удивил контраст между роскошными машинами, припаркованными снаружи, и персонажами, находившимися внутри. Казалось, что из 1994 года Антон попал прямиком в передачу «Шестнадцатый этаж» пятилетней давности: в то время людей, похожих на посетителей клуба, называли «неформалами». Они любили «Битлз» и Бориса Гребенщикова. При удачном стечении обстоятельств из них получался Вася-Селезень. Впрочем, собравшиеся были намного его старше.

Стоило Альперовичу войти, как к нему бросился немолодой уже, лет за тридцать, мужчина в рваной брезентовой куртке и с волосами до плеч.

— Андрей? — неуверенно спросил он Альперовича.

— Витя? — с несколько преувеличенной радостью откликнулся Альперович.

— Ну! А то кто же! А ты как?

— Ну, так как… штучки делаю.

— Какие штучки?

Альперович устало вздохнул.

— Ну, штуки я делаю, штуки, — и сев за стол, поманил к себе официанта. Он долго изучал меню, потом заказал себе виски и спросил Антона и Витю, что они будут пить.

— Я бы водки выпил, — сказал Витя, а Антон заказал себе «Кока-колы».

— А чего ты в прошлый вторник на Силю не пришел? — спросил Витя.

— Занят был, — ответил Альперович, — дела, я же говорю.

— Да ты стал совсем цивильным, — сказал Витя, оглядывая собеседника.

Альперович пожал плечами.

— Помнишь у Умки песню? Типа: «Раньше ты в столовой собирал объедки, раньше ты ходил в разодранной жилетке?»

— Было что-то такое, — наморщился Андрей, — а что Умка?

— Не видел ее давно. Говорят, она тоже цивильной стала. А ты, небось, теперь на машине ездишь… волосатых-то хоть подбираешь?

— Да какие теперь волосатые, — все так же без энтузиазма ответил Альперович.

Появился официант, расставил посуду на столе и удалился.

— За встречу! — сказал Андрей, и они выпили.

— Ты разве не за рулем? — спросил Витя.

— У меня шофер, — вздохнул Альперович, и Витя неожиданно заржал.

— Ну, ты даешь! Никак не привыкну, как все изменилось! А помнишь, как мы с тобой на третьем курсе циклодол ели?

Не то от воспоминания, не то от виски Альперович оживился.

— А то! В 215 комнате, в общаге! С Маринкой и Петюней!

— И слайды Дали еще смотрели!

— Ага! Да, Дали… ты знаешь, я, когда во Флориде был, специально в тамошний музей сходил — никакого сравнения. Первый раз — все-таки самый сильный.

— А ты знаешь, мне недавно альбом подарили — мне до сих пор нравится.

— Счастливый ты, — сказал вдруг Альперович, — вот я смотрю на тебя и думаю, что ты почти не изменился: Силю слушаешь, Дали смотришь, волосы до плеч, колокольчики-то хоть отпорол с клешей? (Витя кивнул.) А у меня вот ощущение, что жизнь двигается с такой скоростью, что если я чуть замедлюсь, то превращусь даже не в пенистый след за кораблем, а в такие слизистые дорожки, как после улиток остаются.

— Ага, — сказал Витя, — ты читал «Лангольеров» Кинга? Там про то же самое, про то, как эти самые лангольеры съедают вчерашний день.

— Нет, не читал, — покачал головой Альперович, — я теперь мало читаю. А Кинг — это тот, который «Мертвая зона»?

— Ага, — кивнул Витя, — он самый.

— Как говоришь, называется? — и Андрей вынул из кармана пиджака кожаную записную книжку.

— «Лангольеры», — повторил Витя и Альперович, открыв свой «паркер», аккуратно записал название на чистой страничке.